Эротический потенциал моей жены - [39]

Стало быть, никакого срыва у Гектора не было. Встретив Брижит (уникальное женское тело), он излечился от коллекционита. Однако, и в этом-то гнездилась романтическая странность ситуации, он повстречал единственную женщину, обладавшую поразительным эротическим потенциалом во время мытья окон. И, желая любой ценой пережить вновь эти заветные мгновения, дойдя даже до того, чтобы заснять их на пленку, он решил, что вновь и неизлечимо болен, в то время как никогда еще он не был до подобной степени таким же, как другие.

Нельзя любить что-то до безумия и при этом собирать другие предметы – Гектор был всегда в этом убежден. Он был теперь спокойным человеком, которому только что сообщили, причем именно в тот день, когда он решил отказаться от сиесты, что он уже не болен. Отныне Брижит никогда больше не будет мыть окна, надо уметь воздерживаться. Чета изучила все возможности, и спустя полгода Брижит уже не мыла окна, потакая желаниям мужа (они использовали американскую методику, состоявшую в том, чтобы постепенно увеличивать интервалы между мытьем окон (американцы бесподобно владеют искусством считать американской любую очевидную методику)). Брижит случалось иной раз вымыть окна, не говоря об этом Гектору, ради собственного удовольствия, просто так, вроде мастурбации. В такие дни, возвращаясь домой, он чувствовал, что окна вымыты; прежние рефлексы. Он старался не думать об этом, что не всегда было легко. Периодически наша сплоченная пара сталкивалась с первыми признаками срыва и грациозно ликвидировала эти признаки.

Теперь все было в прошлом.

Брижит и Гектор были стабильной парой, устоявшей перед ужасными испытаниями. Они были красивы (во всяком случае, друг другу они нравились), сравнительно богаты, у них больше не было серьезных психологических проблем (оставались там и сям пара-тройка мелких фобий, но на сюжет книги они явно не тянули), и к тому же они недавно перекрасили стены в своей квартире. Так что задумка, уже неоднократно, хотя и смутно упоминавшаяся и реализация которой все время откладывалась на потом, вновь всплыла в их сознании, и на сей раз момент был подходящий: завести ребенка. Выражение это выглядело тяжелым, даже устрашающим. Это называлось плодом любви. Чтобы завести ребенка, необходимо было сначала предаться любви. Брижит вычислила подходящие дни и объяснила Гектору, что продолжением рода лучше всего заниматься по четвергам. Этот день ему всегда нравился. Он как следует отдохнул в среду и в назначенный день проявил себя с самой лучшей стороны.

Гектор никогда еще не был так горд собою, как в тот день, когда выяснилось, что усилия его не пропали даром. Новость была должным образом отпразднована, и Брижит собралась потихонечку толстеть. Ей хотелось клубники; ее тошнило. Гектор клубнику не любил, и потому его тоже тошнило. Будущие родители размышляли о будущем своего ребенка, о его блестящих успехах в учебе и о слабых наркотиках, которые они ему, быть может, позволят курить. На седьмом месяце Брижит действительно очень растолстела. У нее даже спрашивали, не собирается ли она родить целую футбольную команду (люди часто бывают на редкость остроумными). Супруги почти не выходили из дому. Гектор занимался покупками и, проходя по аллеям супермаркета, даже не думал о коллекциях. Его ребенок, только ребенок занимал его мысли. Они решили не узнавать заранее пол младенца. Чтобы это стало сюрпризом. Гектор панически боялся всего, что было связано с биологией; он не ходил с женой на эхографию.

И было маловероятно, чтобы он присутствовал при родах.

Однако в самый день события она умолила его остаться рядом с ней в родильной палате. Весь в поту, с совершенно анархическим сердцебиением, он отважно превозмог свой страх. Жена могла им гордиться, подумал он, впрочем, нет, это скорее он должен был гордиться ею… Брижит орала, раздвинув ноги. Вот какое оно, стало быть, чудо жизни. Акушерка объявила, что матка наполовину открылась; это означало, что с другой половиной еще предстояло повозиться.

Итак, она открывалась миллиметр за миллиметром; каждое человеческое существо, прибывая на Землю, становилось звездой. Каждый из нас был событием, причем счастливым событием. Ребенок наслаждался последними мгновениями великого блаженства, и правильно делал, ибо было крайне маловероятно, что ему суждено еще когда-нибудь испытать подобные ощущения; разве что окунуться нагишом в ледяную воду, предварительно выкушав три литра ирландского виски. Гектор вышел в коридор. Там были все: его мать, родители Брижит, Жерар, Эрнест с семьей, Марсель и Лоранс… Роддом принимал всех действующих лиц одной жизни. Гектора пытались поддержать, ему говорили, что отцы – это нынешние искатели приключений. Ему нравилось это изречение; он задавался вопросом, какому кретину могла прийти в голову такая глупость, но его оно устраивало. Со своей трехнедельной бородой он и впрямь выглядел искателем приключений (он не мог побриться, поскольку из солидарности с Брижит он заранее собрал свой чемодан, чтобы сопровождать ее в больницу в день родов, и положил туда бритву). Он поблагодарил всех за то, что пришли, и пообещал сообщить, как только будут новости. Вот уж поистине настоящий мужчина, на которого можно рассчитывать в серьезных ситуациях. Ему предстояло сейчас стать отцом, и он чувствовал, что эта роль ему по плечу.