Эринии - [57]

Мужчина у стола ничуть не напоминал преступника с фабрики ультрамарина.

XX

Попельский отодвинул на окне горшок с геранью и стал ногой на подоконник. Взглянув на свой тонкий шелковый носок, он почувствовал отвращение, что в этом новом, безупречно чистом бежевом костюме, в этой благородном дорогом белье ему приходится залезать в какой-то вонючий притон, да еще и через окно, чтобы не терять жильцов из поля зрения. Схватился одной рукой за раму и забрался на подоконник. Тяжело спрыгнул на доски пола. С них поднялось облако пыли, которая оседала на его блестящих коричневых ботинках.

Продолжая держать под прицелом обоих мужчин, Попельский подошел к угольной плите, возле которой на лавке стояло ведро с водой и полотенцем на дужке. Поднял сначала одну, а потом вторую ногу и вытер о полотенце пыль с носков ботинок.

— Вы испачкали мне полотенце, — медленно произнес мужчина, что было вскочил и сейчас же снова сел на стул.

Попельский мысленно проклинал это расследование, которое искушало его и подводило именно тогда, когда вот-вот можно было ждать окончания. Он вел его отчаянно и безрезультатно, вопреки всем инструкциям, вопреки полицейским правилам, даже вопреки собственной чести. Не брезговал помощью негодяев и воров, бил и унижал невинных людей лишь для того, чтобы в очередной раз пойти по ложному следу, получить ненужную информацию, дать какой-то обет, которому не суждено исполниться. Залезал в грязные норы, в притоны извращенцев, что успокаивали собственную похоть скрученной свиной кожей, пачкал себе одежду и совесть (именно так, в такой последовательности!) и превращался в плаксивое существо, которое охватывало все большее разочарование, которое он заливал водкой и притуплял развратом.

Как раз сейчас он был крайне разочарован. Какой-то нищий, бедняк запрещает вытереть своей засаленной тряпкой его дорогие летние ботинки!

Попельский быстро поднял ногу и со всей силы пнул мужчину. Сделал это ловко, подбором, так, чтобы не испачкать обувь.

Мужчина грохнулся на землю вместе со стулом. Из его носа вытекла струйка крови. Парень подпрыгивал, пищал от испуга и по сторонам крутил своей конусообразной головой. Попельский вытащил из пиджака авторучку «Вальдманн», поднял ей полотенце, а потом швырнул его в лицо лежащему.

— Вот теперь эта тряпка действительно грязная, — сказал он и пододвинул себе стул.

Снял пиджак, накинул его себе на плечи, вынул запонки из манжет, подвернул рукава и сел раскорячившись на стуле. Равномерно стучал кулаком по его спинке. С каждым ударом парень вздрагивал сильнее, иногда казалось, что он подпрыгивает.

— Криминальная полиция. Комиссар Эдвард Попельский, — медленно сказал незваный гость. — А теперь ты назовись!

— Бернард Гарига. — Мужчина вытер лицо полотенцем. — Коммивояжер.

— Возраст?

— Сорок пять лет.

— Образование?

— Два класса гимназии.

— Чем торгуешь?

— Мужской одеждой, вон там! — Гарига кивнул в угол комнаты, заслоненный драной завесой. — Открой-ка, Стасю, уголок и покажи пану, что там у нас.

Парень сделал, как ему велели. За занавесом стояли ящики и коробки с галстуками, носовыми платками и подтяжками.

— Чем болеет твой сын?

— Не знаю, — Гарига поджал ноги и смотрел с пола на полицейского. — Он сызмальства такой.

— Какой?

— Не говорит ни одного слова, кроме «папа». Пищит и орет. Но я его понимаю.

— А его мать?

— Я не знаю, где она. — Взгляд мужчины изменился. — Не знаю даже, жива ли она. Мы только вдвоем. Я и Стась.

— Встаньте с пола, пан Гарига. — Попельский играл перстнем-печатью. — Обопритесь о печь. Я позволю вам сесть, если увижу, что вам можно доверять.

— В чем меня обвиняют? — Гарига послушно стал у печки.

Парень немедленно прижался к нему. Обнял отца и сильно дрожал. Мужчина погладил его по коротким, жестким волосам. Попельский начал размеренно стучать каблуком по полу. Парень подпрыгивал в такт этим звукам.

— Вас обвиняют, — Попельский старательно подбирал слова, — в покупке краденой вещи.

— Я никогда не покупал ничего краденого. — Гарига переступил с ноги на ногу.

— Один львовский вор утверждает другое. Полгода назад в забегаловке извозчиков за оперой вы заказали краденый паспорт и указали адрес, по которому вам должны были его принести. Вор выполнил задание, но, опасаясь какой-нибудь засады в чужом доме, пришел сюда, к вам, с товарищами, которые наблюдали за передачей документа. Вы получили паспорт, а вор — деньги. Вас видели четверо карманных воришек. Так все было?

— Нет.

— А как?

— То есть… Ничего такого не было. Я никому ничего не заказывал. — Гарига не мигая смотрел в глаза Попельскому. — Никаких паспортов, никаких денег. Я не скупщик краденого, я коммивояжер.

Попельский подвинул грязные тарелки на столе, вытащил из кармана большой клетчатый платок, старательно расстелил на свободной поверхности, разгладил ладонью, а потом положил на него котелок.

— По крайней мере так он не загрязнится. — Почесал голову. — Ты знаешь кого-то, кто так заботится о котелке? Кто любит выбирать котелки?

Гарига молчал, Попельский смотрел, Стасьо дрожал.

— Этот паспорт принадлежал некоему Марцелию Вильку, рабочему. Полгода назад у него украли документы. Вор утверждает, что отдал их вам, пан Гарига. Затем на этот паспорт взяли напрокат кирку в аренде инструментов на Пекарской. А потом ею поломали ноги маленькому мальчику, Казе Марковскому. Вы об этом слышали?