Еретик Жоффруа Валле - [4]

Преодолев все тюремные запреты, первой к нему в камеру проникла сестра Франсуаза. Маленькая, подвижная, в чёрном монашеском одеянии, она упала перед Базилем на колени и воздела к распятию руки.

— Не у господа бога прошу, у тебя вымаливаю, братец! Не ропщи на тюремщиков и судей. Признай всё, в чём тебя обвиняют, очисть свою душу. И бог примет тебя в лоно своё.

Она ничуть не менялась, его единственная сестра. Бог, покаяние и жертвенность — вот чем она жила. Мать Базиля умерла. Он знал, что в этом виноват отец. Малышу она оставила волшебный бриллиант и завещание — отомстить убийце за свою гибель. Воспитывался Базиль у сестры матери, своей тётки, у которой была дочка Франсуаза. Когда Франсуаза подросла, маленький Базиль сделался предметом её постоянных забот. Сначала Базилю, а потом себе — так решила она в детстве. Сначала людям, а затем себе — так она делала всю жизнь.

— Уйми гордыню, Базиль, — уговаривала его Франсуаза. — Признайся им: нашло затмение, сам не ведал, что делаю. Виновен. Мерзкая плоть просила пищи. Рука дьявола направила меня К тем семи золотым экю, лишив разума.

— Послушай, Франсуаза! — Базиль поднял сестру с каменного пола. — О каких семи золотых экю ты говоришь? Опомнись! Если о тех, на которые позарился Пий, то я своими глазами видел, как он вернул их племяннику каноника.

— Зачем ты убил его? — бормотала Франсуаза сквозь слезы. — Зачем взял деньги?

— Но я не брал их! — закричал Базиль.

— Каноник Нотр-Дам возбудил против тебя дело по обвинению в преднамеренном убийстве с целью ограбления.

— Он лжёт!

— У каноника есть два свидетеля, которые подтвердили это под присягой. Пусть они предают свои души дьяволу. А ты спасёшься.

«Спастись ценой собственной смерти?!» Такое не для Базиля. Он сделал всё, чтобы избежать поединка, даровать противнику жизнь. Племянник каноника был сам во всём виноват. С первого же выпада, без всякой разведки он бросился в атаку, впустую расходуя уйму сил.

— К чему столько лишних движений? — сказал ему Базиль, будто вышел не на бой, а давал обыкновенный урок одному из своих учеников. — Обратите внимание, как вы дышите. Я не сделал ещё ни одного выпада и почти не защищаюсь. Теперь смотрите. Оп-ля! — Неуловимое движение шпаги, и пуговица с рубашки племянника каноника оказалась срезанной под самый корешок.

— Видите пуговицу? — спросил Базиль, поднимая её за нитку и помахивая ею, как колокольчиком. — Таким же манером я могу отрезать вам нос. И всё это, заметьте, я сделаю левой рукой. Но если желаете, могу и правой.

— Проклятый гугенот, — задыхался от гнева противник. — Я всё равно убью тебя. Я дотянусь до тебя хоть с того света.

— Да нет же, — убеждал его Базиль, — вы заблуждаетесь. Вы не можете дотянуться до меня на этом свете, а угрожаете оттуда.

— Не кощунствуй, еретик! — хрипел соперник.

— Может, вас немного протрезвит вид крови? — спросил Базиль. — Где прикажете вас чуточку продырявить? Хотите дырку в мочке левого уха? Оп-ля!

И на мочке левого уха племянника каноника как бы сама собой возникла капелька крови. Но укол, однако, оказался столь деликатным, что противник не ощутил его.

— Да у вас сейчас, наверно, отруби оба уха и нос, вы ничего не почувствуете, — огорчился Базиль. — Неужели придётся идти на крайнюю меру? Но вам придётся месяцок поносить правую руку на перевязи. Кость я не трону, только мышцу. Оп-ля!

Но, видно, голод плохой помощник на дуэли. Натощак, да ещё в такую жару, лучше сидеть где-нибудь в погребке, чем плясать под палящим солнцем на Пре-о-Клер. Жало шпаги, вспоров рукав рубахи, скользнуло под мышку и глубоко вошло меж рёбер.

— Помни, еретик, — простонал племянник каноника, — я всё равно приду за тобой с того света.

Не в силах даже вытереть шпагу, почти теряя сознание, Базиль дотащился до стены ближайшего дома, там была тень, и опустился на траву.

Очнулся он от грубого толчка. Над ним стояли четверо бородатых солдат, вооружённых аркебузами. Ангелы, наверное, не дотащили ещё душу племянника каноника до ворот рая, а четверо бородачей уже доставили Базиля в тюрьму Шатле, где ему и предъявили обвинение в убийстве с целью ограбления.

На другой день пришёл в тюрьму к Базилю Раймон Ариньи.

— Ещё немного — и ты будешь на свободе, — заверил он. Ростовщик считал, что единственный ключ, который безотказно открывает любые двери, сердца и уста, — это деньги. Небольшого роста, хромой, с лицом, туго обтянутым кожей, отчего оно казалось неподвижным, Раймон обладал замечательным талантом: он всегда точно знал, кому, когда и сколько нужно дать денег, чтобы взамен получить денег или услуг больше, чем дал.

— Кожаному мешочку с камешком, — сказал Раймон, — сейчас действительно лучше полежать у меня. Ты прав. Но это вовсе не значит, что я принял какие-то твои условия. Глупость и ещё раз глупость. Мы с тобой друзья. А дружба деньгами не оплачивается.

В тюрьме всем, кому он счёл нужным, Раймон уже заплатил. В суде — тоже.

— Противник, — пояснил он, — я думаю, затрат тоже не пожалеет. Но ведь и мы кое на что годны.

А вечером того же дня тюремный страж протянул Базилю записку.

«Крепитесь, — было написано в ней. — Клеветникам не удастся сделать чёрное дело. Вы дрались честно и красиво, я видела. Истина — это прежде всего красота. Она восторжествует. Немного терпения. Я помогу Вам.