Еретик. Книга 3 - [157]

С удивлением он слушал, с каким жаром Элиза с юных лет недолюбливала катарское учение – и ведь не только из-за того, что Ансель убил Гийома. Нет, ей претила сама идея, а Гийом только подлил масла в огонь своими метаниями, которые мучили и его самого, и влюбленную в него девушку.

Элиза была тверда в своих убеждениях, и, видимо, подметив интерес со стороны собеседника, отбросила страх и открыто заговорила о том, каким представляет устройство мира. Впрочем, ей уже нечего было терять. Язычнице вновь удалось поразить судью инквизиции, когда она с искренней нежностью стала пересказывать свои впечатления от разговоров с Вивьеном о религии и вспоминать цитаты из его рассказов.

«Неужто он так неспешно хотел обратить ее в истинную веру? Или бескорыстно делился знаниями?» – задавался вопросами Лоран, и, при мысли о характере Вивьена, он против воли проникался к нему все большим уважением.

У епископа не было повода сомневаться в честности Элизы еще и потому, что она упомянула случай, вызвавший у него столь злостное негодование. Арест светловолосой ведьмы, после которого на допросе Вивьена загадочно покончил с собой проповедник Базиль Гаетан. Про тот случай Лоран не забывал ни на день – слишком хорошо понимал, какой Вивьен сделал выбор, и осуждал его, как осуждал однажды самого себя за похожее решение…

Он припомнил и случай, когда Вивьен на несколько дней слег с каким-то загадочным недугом, который Ренар, объясняя отсутствие своего друга на службе, назвал «проблемами с животом». Оказывается, дело было в ране, которую смогла излечить Элиза, доказав тем самым Ренару, что она не желает зла ни ему, ни Вивьену.

Инквизитор со смешанными чувствами слушал о впечатлениях, которые остались у Элизы от налета Святого Официума на Кантелё. Он живо представлял себе, как юная девушка в ужасе пряталась в лесной чаще, переживая за судьбу любимого человека и его семьи, и осознавала, что ничем не может помочь.

Кантильен Лоран никогда не гордился тем, что произошло в Кантелё. Он не испытывал должного удовлетворения в связи с тем, что остановил распространение ереси и покарал тех, кто был к нему причастен. Мысли об этом вызывали у него лишь усталость и горечь – особенно теперь, когда Анселя, чье появление в Нормандии и повлекло за собой все эти трагичные события, больше не было.

Быть может, поэтому он не стал подробно расспрашивать Элизу про ее мать. У усталого инквизитора не было ни малейшего желания преследовать скрывшуюся в неизвестном направлении колдунью, которая, скорее всего, давно покинула французскую землю, не оставив за собой ни примет, ни злодеяний, за которые должна была бы поплатиться.

Наконец, Элиза прервала свой рассказ и сказала, пронзительно взглянув на Лорана:

– Я до сих пор не понимаю, за что сожгли Рени.

– Твоя сестра была повинна в колдовстве, и она призналась в совершении магических ритуалов и связях с демонами.

– Но ведь она ничего такого не делала! – убежденно, лишенным страха голосом возразила Элиза. – Моя сестра была невинна душой и телом. Она за всю жизнь не обидела ни одного живого существа и никому не желала зла. Она была скромна и безобидна. Неужели лишь то, что по ночам мы танцевали, обмениваясь жизненной силой с лесом и луной, делились пищей с лесными духами, оставляя ее на пнях и в дуплах деревьев, праздновали движение солнца по небу и смену времен года — это повод для казни? Тогда почему многие негодяи ходят по земле, грабят, насилуют, убивают, обманывают, обижают людей вокруг себя и остаются безнаказанными? Вы находите это справедливым? – В ее тоне зазвенела злость, которую она не смогла скрыть. Мгновение спустя Элиза устрашилась собственного осмелевшего взгляда, которым прожгла собеседника, и опустила глаза.

К собственному удивлению, Лоран не счел нужным ставить на место осмелевшую женщину, которая, по сути, была его арестанткой. Вместо этого он сказал то, что на самом деле думал, но долго не решался озвучить:

– Нет, дитя мое. Я не считаю это справедливым. Очень многое в мире кажется мне несправедливым, в том числе и то, что делал или велел делать другим я сам. Иногда мы просто не можем поступать так, как на самом деле считаем нужным, какой бы видимой властью ни обладали. Но как бы там ни было, мне жаль. Мне жаль, что так вышло с твоей сестрой. Будь моя воля, я не желал бы ей такой участи. Если бы она не стала упорствовать в своих убеждениях, я бы отослал ее в монастырь, где добрые женщины обучили ее христианской вере. Но уж точно я не стал бы приговаривать ее к смерти.

– А Вивьен? – Элиза посмотрела на него странным оценивающим взглядом, как будто хотела разгадать, что он на самом деле думает. – Его пытали за любознательность. Казнили за дружбу с Анселем и, сами того не зная, за любовь ко мне.

– Вивьена казнили не за любовь и дружбу, а за признание в ереси, – строго сказал епископ, но тут же вздохнул. – И вновь, будь моя воля, я бы с ним так не поступил. Поэтому позволил Ренару облегчить его участь.

Элиза продолжала внимательно смотреть на него, словно в ожидании чего-то. Лоран и сам не понимал, почему решил отвечать на вопросы этой женщины и раскрывать перед ней свои помыслы. Возможно, виной тому была ее беззащитность перед ним и искренний интерес, с которым она обращалась к нему, несмотря на обстоятельства.