Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев - [34]
Для человека, рожденного царствовать, планка устанавливалась очень высоко. Его честь заключалась в том, чтобы иметь в своем распоряжении столько же людей, сколько было у его отца, или даже больше; чтобы люди называли его величайшим, храбрейшим, самым умным, самым щедрым, в пределах горизонта, который очерчивал сферу влияния его семьи. И сразу же за пределами чести стояло бесчестье, что было равносильно смерти. Эта тайная мысль накладывала отпечаток на всех германских вождей, определяла их судьбу и заставляла вести определенный образ жизни.
Рассмотрев высшие формы чести, следует теперь изучить самые низшие. С каким минимальным «количеством» чести мог жить человек? Ответ на этот вопрос дается в общем знаменателе того, что есть человек, выраженном в законе; ценность человека определялась суммой тех вещей, за которые он мог требовать возмещения в случае их утраты. И мы опосредованно сделаем то же самое. Но чтобы получить нужную пропорцию, мы должны увеличить активную часть чести, чем это делалось в параграфах законов. Норвежские законы, как мы уже видели, объявляли человека вне закона за отсутствие мужественности, и не важно, выражалась ли эта слабость в том, что он не смог принять вызов, или в том, что занял второе, а не первое место, они показывают, что слова «лучше умереть, чем лишиться чести, отказавшись от поединка» вовсе не были пустым звуком. В этом случае миролюбие человека губило его с той же уверенностью, что и бесчестье, павшее на него из-за того, что он оставил гибель брата неотомщенной. Но в честолюбивых кланах, да и в каждом здоровом человеке честь не удовлетворялась тем, что он стоял, прикрывшись щитом, – мужчина не должен был ждать, когда ему навяжут бой, он обязан был искать возможности проявить себя. В старом норвежском языке есть очень характерная фраза об одном молодом человеке, который проявил себя как достойный наследник своих предков; он не говорил, что он отомстил за своего родственника – а буквально «вошел в шкуру своего родича». Исландец Глум во время своего первого плавания в Норвегию вошел в дом своего деда и не был узнан родичами. Вигфус – высокий рассудительный видом муж в дорогом синего сукна одеянии, подбитом мехом, восседал на возвышении во главе стола, руки его покоились на отделанной золотом рукояти секиры. Глум поприветствовал хозяина и объявил, что он его внук. Вигфус принял юношу холодно и отвел место на скамье в дальнем углу зала. Глум терпеливо ждал, пока наконец ему не представилась возможность отличиться, убив человека. Только тогда Вигфус признал в нем родича: «Теперь я вижу, что ты – наш родственник; я ждал, когда ты войдешь в их число, продемонстрировав качества настоящего мужчины» («Сага о Глуме Убийце»).
В «Саге о Фарерцах» ярл Хакон, обращаясь к Сигмунду Брестиссону, сыну вождя с Фарерских островов, когда тот убил своего отца и бежал к друзьям отца в Норвегию, сказал: «Я не пожалею для тебя еды, но ты должен войти в число наших родственников, продемонстрировав свою силу». Для этого юноша должен был излечить смертельную рану, нанесенную его фриту и чести. За словами Вигфуса лежало нечто большее, чем восхищение силой и храбростью Глума, – похвалив внука, он ввел его в свой фрит в качестве полноправного наследника. Для Сигмунда слова ярла означали ни больше ни меньше чем вступление в его фрит, переход из опасного существования вне закона под защиту могущественной семьи.
У исландцев был особый термин, обозначавший юношу, который показал, что не считает жизнь своего отца образцом для подражания, подстегивающим его. Они называли его averrfedrungr, человеком, который хуже своего отца. Знаменитый мореплаватель Лейв, сын Эйрика Рыжего, перед тем как отправился в первый самостоятельных поход, поклялся, что никогда не станет averrfedrungr («Сага о Гренландцах»). И в этом лежит объяснение тому, как викинги воспитывали своих сыновей. Молодого человека как можно раньше включали в общую жизнь семьи, заставляя его почувствовать, что он несет свою часть ответственности за сохранение ее чести. А старшие не жалели слов, чтобы заставить сына, родившегося олухом, понять, что от него требуется.
В «Саге о людях из Озерной долины» (Vatnsdoela saga) рассказывается, как старый Кетиль Раум смотрел на своего сына, качая головой. Его раздражение все больше усиливалось; наконец он уже не мог больше молчать и принялся ворчать: «Молодые люди в наши дни ведут себя совсем по-другому, чем в те годы, когда я был молод. В ту пору они стремились сделать все, чтобы о них узнали, отправляясь ли в поход викингов или добывая товары и славу в каком-нибудь опасном предприятии; но сейчас они только и делают, что сидят спиной к очагу и охлаждают себя пивом, а таким способом мужества и твердости характера не обретешь… У тебя нет ни силы, ни высоты; а твой внутренний мир, несомненно, похож на внешний, так что ты вряд ли пойдешь по стопам отца. В старые времена парни вроде тебя отправлялись в военные походы, добывали себе богатство и честь; богатство не передавалось от отца к сыну – нет, отец уносил его с собой в могилу, поэтому его сыновьям приходилось отыскивать себе средства, следуя той же дорогой…»
