Эпоха крестовых походов и ее герои - [55]

Папство, хотя и ослабленное борьбой с Фридрихом I, тоже, разумеется, не осталось в стороне, оно энергично распространяло крестоносный призыв, но Третий поход вряд ли нуждался в энергии папы и вдохновении проповедников. Он состоялся бы и без них. Поэтому он не имеет легенд, подобных легенде Петра Пустынника или Бернарда Клервоского. Участие в нем широких масс народа также исключалось — уже тем, что большая часть европейцев, сознательно избегая Византии, двинулась морем; один только император Фридрих I пошел «дунайской долиной».

Крестоносные армии многих стран уже находились на марше, и только французский король Филипп II Август медлил, неохотно подчиняясь данному из приличия обету и задерживая своего вассала-соперника Ричарда Львиное Сердце, связанного с ним, как пленник цепью, борьбой за французские территории. Только в июле 1190 года решились они вдвоем, контролируя и карауля друг друга, двинуться через Сицилию, где снова застряли на шесть месяцев, занимаясь судьбой тамошнего наследства и доведя до восстания местное население. А между тем северные флоты уже собрались под Акрой, и Барбаросса со своей 100-тысячной армией давно был на пути в Палестину. Все, казалось, обещало успех немецкому императору: хорошая организация дела, выдающиеся качества и авторитет вождя. Однако путь выбран был неудачно. Интриги византийского императора Исаака II Ангела, который должен был, согласно договору, обеспечить крестоносцам проход через свои владения, нескрываемая вражда православного населения, за полтора века разделения церквей и столкновений с крестоносцами вырастившего ненависть к «собакам-латинянам», затрудняли движение западного войска. Лишь через десять месяцев оно добралось до Малой Азии и достигло границ Армении, где смогло обеспечить себя провиантом. Но тут неожиданное бедствие отняло у него вождя. Император, на глазах всего войска, въехав в броне в горную реку Селиф, исчез вместе с конем и был вытащен уже мертвым. Этот несчастный случай совершенно уронил дух войска. Часть его дезертировала домой, часть осталась в Антиохии, и только немногие присоединились к крестоносцам, собравшимся у Акры.

Акра считалась ключом к Иерусалиму. С июня 1189 года здесь стоял лагерем последний иерусалимский король Ги Лузиньянский, затем прибыли северные флоты, шампанцы и итальянцы, Конрад Монферратский и ландграф Тюрингенский. Еще позже явились остатки армии Барбароссы и только к весне 1191 года — Филипп, а затем Ричард, по пути потративший время на покорение Кипра. К этому времени лагерь крестоносцев превратился в настоящий город с церквями, рынками и площадями, где обитало 600-тысячное население, состоящее в большинстве своем из людей военных. Эта армия, после двух-трех попыток схватки с Саладином, находилась в бездействии и занималась тем, что уничтожала свои запасы (в конце концов были съедены даже лучшие скакуны).

Только с приездом французского и английского королей военные действия оживились. Ричард изумлял соратников своим мужеством. «Точно игольная подушка, утыканный стрелами» возвращался он из битв. Впрочем, английскому королю везло — все стрелы доставались доспехам. Возбужденные его порывом, осаждавшие удвоили усилия, и наконец Акра сдалась. Христиане торжественно вступили в нее: Ричард занял королевский дворец, а Филипп дом тамплиеров. Но взятие Акры было только первым важным шагом. Крестоносцев ждал Иерусалим.

Но на этот подвиг сил у них уже не хватило. Перед ними стоял противник, непохожий на разваливавшуюся турецкую державу времен Первого крестового похода. Западному рыцарству нечего было противопоставить замечательной выдержке Саладина. Соперничество генуэзцев и пизанцев, соперничество двух кандидатов на недобытый иерусалимский престол, Ги Лузиньянского и Конрада Монферратского, вражда их покровителей Ричарда и Филиппа разлагающе действовали на войско. Сам Филипп, не имевший никаких внутренних стимулов в экспедиции, быстро к ней охладел и уехал почти внезапно, передав герцогу Бургундскому заботу о дальнейшей конфронтации с Ричардом и жалуясь всюду по дороге, будто Ричард хотел его отравить и вызвал болезнь, приведшую к появлению лысины.

Ричард остался хозяином крестоносного дела на Востоке. Но его личное мужество, изумительные подвиги его неукротимого сердца, которое эпоха назвала львиным, — о них последующие века твердили сказки на Востоке и на Западе, ими турецкие матери пугали своих детей — не могли вознаградить его огромных недостатков. Ричард был плохим стратегом, не умел терпеть, не имел дипломатических навыков. В результате его многомесячного пребывания в Палестине христиане удержались в Акре, но должны были своими руками разрушить завоеванный и вновь отданный Аскалон.

Своеобразной чертой этой войны было чередование военных действий и куртуазно-рыцарских отношений крестоносцев и турок, Ричарда и Саладина. Они обменивались посольствами, визитами, подарками. Ричард возвел в рыцарское звание брата Саладина — Малик аль-Адиля и даже подумывал выдать за него свою сестру Иоанну. Но Малик аль-Адиль отказался принять христианство, и дело дальнейшего хода не получило.