Эпоха крестовых походов и ее герои - [56]

Вообще создается впечатление, что крестоносцы склонны были обнаруживать большую уступчивость в отношении мусульман, нежели турки в отношении латинян. Для Саладина происходящее было священной войной, которой он вдохновил и спаял свою державу. Западный же мир не имел присущего мусульманам единства. В головах крестоносцев религиозный пыл вполне уживался с жаждой авантюр и куртуазных приключений, а их вождей интриги палестинских принцесс и их женихов занимали едва ли не больше, чем сражения с сарацинами. Третьим крестовым походом не руководил никакой духовный вождь, и о его судьбе не пеклись широкие народные массы. Это было военное предприятие баронов, знавших, чего они хотят, имевших и силу, и дарования, чтобы добиться в отдельных случаях желаемого, но не обладавших уменьем сорганизоваться и способностью в случае необходимости пожертвовать личным интересом ради высшей цели.

Во время Третьего крестового похода они поняли, между прочим, что Византия определенно враждебна крестоносцам и что главный бастион ислама находится в Египте — туда, по следам Амори, намеревался, если ситуация позволит, отправиться Ричард. Наконец, наиболее трезвые сделали наблюдение, что главного, что нужно христианам в Палестине, можно добиться путем переговоров. Пизанцы, генуэзцы и венецианцы вообще стремились утвердиться прежде всего в приморских городах, а не в Иерусалиме. Первое из этих соображений определило поворот на Константинополь Четвертого крестового похода; второе указало пути Пятому, Седьмому и Восьмому походам; третье наметило тактику Фридриха II в Шестом походе.

В конце XII века имперская идеология в ее «священном» и «римском» облике находит все больше сторонников, которые определяют ее притязания: «В мире одна власть, и это — власть цезаря». Фридрих Барбаросса пытался претворить этот принцип в действительность со всей полнотой.

Жар имперской грезы был завещан Барбароссой сыну Генриху VI. Фридрих не смог выполнить своих властных замыслов в Ломбардии, но он сумел наложить руку на Сицилию — брак Генриха VI с норманнской наследницей Констанцией отчасти вознаградил Гогенштауфенов за то, что они потеряли при Леньяно. Северная имперская традиция в результате этого супружества сомкнулась с норманнской, приняв наследство ее восточных проектов и ее вражды с Византией. Новый германо-норманнский союз мог стать тем более серьезной угрозой Востоку, как мусульманскому, так и православному, что в 1195 году переворот в Константинополе поколебал трон Ангелов, ослабил силу сопротивления Византии и дал основание Гогенштауфенам (брат Барбароссы — Филипп Швабский был женат на дочери низверженного Исаака II Ангела) выступить защитниками константинопольского престола[73].

Что касается Сирии, то в ней в 1193 году умер Саладин, и семнадцать его сыновей спорили за наследство. В таких условиях Четвертый крестовый поход — по сути, германский — имел все шансы на успех. Христианские государи Палестины, чувствуя новую силу, обращались за утверждением своих прав к германскому императору. В 1195 году королем Кипра, а потом Иерусалима стал угодный Генриху VI кандидат — Амори Лузиньянский. И помазание над ним совершил немецкий епископ Конрад Майнцкий. В эти годы возник и первый немецкий орден — Тевтонский. Германские флоты уже направлялись к Акре, когда все разрушила внезапная смерть императора.

Поход был отложен, но идея уже витала в воздухе. После смерти Генриха VI организацию Четвертого крестового похода возглавило папство. Этому способствовало и то, что в самом начале 1198 года папский престол занял Иннокентий III, человек во всех отношениях неординарный, тогда как все кандидаты на германский престол не пользовались должным авторитетом. Даже самый сильный из них — брат умершего императора Филипп Швабский — не получил единодушного признания у германских князей, и Иннокентий, продолжая унаследованную им борьбу с Гогенштауфенами, с успехом поддерживал против него кандидатуру Оттона Брауншвейгского. Он сумел ослабить германское влияние в итальянских городах и завязать связь с церковными и светскими силами Палестины. Стоял, однако, вопрос, как строить отношения с Константинополем. Слишком глубокая борозда разделила за минувший век Восточную и Западную церкви, и связанные с этим настроения латинского воинства не давали надежды на возвращение к великодушной политике Урбана II.

Тем не менее Иннокентий III попытался вернуться к ней — правда, значительно изменив подход. Он попытался связать в одну задачу крестовый поход и обеспечение — ценой церковной унии — интересов Восточной империи. Его программа включала, с одной стороны, подчинение Византии духовному примату Рима, а с другой — оказание ей военной помощи и совместное отвоевание Палестины. К плану этому, однако, не пожелали присоединиться ни Запад, ни Восток, хотя от узурпировавшего византийский трон Алексея III и исходили намеки на возможность переговоров.

Как бы то ни было, усилия Римской курии накануне Четвертого крестового похода по своей энергии напоминают то, что происходило в Европе век тому назад. Кроме того, Четвертый поход, как и Первый, имел своего народного проповедника, но им был не аскет-пустынник, а приходский настоятель — Фульк из Нельи, «давший» крест более чем 200 тысячам крестоносцев. Он явился на турнире «в Шампани, в замке Арси и, по милости Божьей, приняли крест Тибо, граф Шампанский, Людовик, граф Блуа… И знайте, что Тибо был совсем молодым человеком, которому было не более 22 лет…» Хроникер Виллардуэн