Эпоха крестовых походов и ее герои - [27]

«Берегитесь! — писал Филипп Иоанну Безземельному. — Дьявол выпущен на свободу!» Французский король понимал, что в долгой борьбе с владениями Плантагенетов наступал самый тяжелый период. Двадцать пять лет назад, когда отцу его удалось вовлечь всех детей Генриха в войну против старого Плантагенета, весы этой борьбы стали было склоняться в пользу капетингской Франции. Затем по смерти первого сына Генриха II Филипп искусно интриговал против Генриха и Ричарда вместе с третьим сыном, Жоффруа Бретонским, а в конце 1180-х годов — на этот раз в союзе с Ричардом и Иоанном — он победоносно провел войну против их отца, загнав его в могилу. В будущем его ждала решительная победа при Бувине, где он лишил последнего принца из этой семьи Иоанна всякой опоры на материке и престижа в Англии. Но поскольку этого будущего в 1194 году он предвидеть не мог, то сейчас, с освобождением Ричарда, ему казалось, что все долгие усилия Капетингов могут пойти прахом перед ураганом яростной энергии и мстительности английского короля.

В начавшейся войне, которой суждено было продлиться пять лет (1194–1199), случались моменты, когда Филипп II Август чувствовал, как шатается под ним трон. Ведь, заручившись вассалитетом Ричарда, сам император Генрих стал его противником; еще хуже стало положение французского короля, когда Генрих в 1198 году умер и императором был избран его племянник Оттон Брауншвейгский. После этого, оценив шансы сторон, Филиппу изменил и перешел на сторону Ричарда Иоанн.

Кроме того, против Филиппа — и косвенно за Ричарда — поднялись восточные вассалы Капетингов, встревоженные его агрессивной политикой. В борьбу с Филиппом вступил претендент на фландрское наследство Балдуин IX, которого поддержали правительства фландрских городов. Нормандия, за полвека привыкшая к власти Плантагенетов, не хотела впускать гарнизоны Филиппа в свои города.

Наконец, сам Ричард со свойственной ему находчивостью, предвосхищая на рубеже XIII века методы войны итальянского Ренессанса и пренебрегая феодальными ополчениями, организовывал целые наемные армии, во главе которых стояли искатели приключений Меркадье, Лувар, Алге, душой и телом преданные отважному и щедрому вождю. Ассоциации с походами викингов вызывают быстрые, как ураган, марши этих наемных дружин «из Аквитании в Бретань и из Бретани в Нормандию». Они опустошали на своем пути все, «не оставляя собаки, которая лаяла бы им вслед». Над вошедшим в известные рамки замиренным феодализмом XII века они создавали как бы новый пласт подвижного военно-дружинного быта, овладевая замками прежних господ и располагая свои лагеря, где им вздумается. «Я, Меркадье, слуга Ричарда, славного короля Англии… служивший верно и отважно в его замках… всегда подчиняясь его воле и скорый в выполнении его повелений, я стал дорог этому великому королю и им поставлен во главе его армии», — говорил, пожалуй, самый знаменитый из наемников Ричарда.

Напрасно Филипп пытался, подражая своему страшному сопернику, противопоставить его наемным шайкам свои. Военные авантюры не были его ремеслом. Ему приходилось всюду отступать перед Ричардом. В битве при Фретевале он потерял свои архивы и свою казну. После битвы между Курселем и Жизором он бежал, преследуемый Ричардом, «точно голодным львом, почуявшим добычу», и едва не был взят в плен. У самых ворот Жизора, где он искал спасения, с высоты подломившегося под тяжестью беглецов моста французский король упал в волны реки Эпта «и напился его воды», а два десятка рыцарей, бывших с ним, нашли на дне могилу. В конце 1198 года «Ричард так его прижал, что он не знал, куда повернуться: он вечно находил его перед собою».

Тогда Филипп обращается к посредничеству папы. По его просьбе легат Иннокентия III Петр Капуанский съезжается с Ричардом в январе 1199 года, чтобы поговорить о «прочном мире». Но на какой базе возможен был мир? Ричард требовал восстановления всего, что захватил Филипп во время его пребывания в Сирии и в плену: «Не будет он владеть моими землями, пока я держусь на коне. Можете ему это сказать!» Но кардинал добиться этого не обещает. «Можно ли заставить человека вернуть все, что удалось ему захватить?.. Вспомните, какой грех совершаете вы этой войной. В ней гибель Святой земли… Ей грозит уже конечный захват и опустошение, а христианству конец». Король склонил голову и сказал: «Если бы оставили в покое мою державу, мне не нужно было бы возвращаться сюда. Вся земля Сирии была бы очищена от язычников…» Быть может, напоминание о Сирии было главным мотивом, заставившим в конце концов Ричарда согласиться на мир — точнее, на пятилетнее перемирие.

Но попытка выторговать у Ричарда взятого в плен епископа Бове привела к гневной вспышке его холерического темперамента: «Он взят был не как епископ, но как вооруженный рыцарь, с опущенным шлемом. Стало быть, за этим явились вы сюда? Не будь у вас другого поручения, сам римский двор не оберег бы вас от оплеухи, которую вы могли бы показать папе на память обо мне… Кажется, папа смеется надо мною?.. Он не пришел ко мне на помощь, когда, находясь на службе у Господа, я был взят в плен; а вот теперь он заступается передо мною за разбойника, тирана, поджигателя… Бегите вон отсюда, предатель, лжец, плут, симоньяк!