Эпоха «Черной смерти» в Золотой Орде и прилегающих регионах (конец XIII – первая половина XV вв.) - [4]

Впрочем, приведенные в труде древнегреческого автора симптомы пока не позволяют полностью определить вид данного заболевания. Современные исследователи пришли к двум противоположным гипотезам. Причем обе они полностью отрицают чумную природу крупной эпидемии, возникшей в Афинах в конце V в. д. н. э. Среди наиболее популярных в современной научной среде главенствует точка зрения о тифозном или эболическом происхождении «чумы Фукидида». Один из ведущих отечественный антропологов Е.П. Бужилова, отталкиваясь от традиционной точки зрения, указала на распространение наиболее вирулентной[5] легочной формы чумы [Бужилова Е.П., 2005: 280]. Однако, пока не будут проведены генетические исследования биологических останков погибших во время данной эпидемии, делать выводы о природе данной эпидемии будет преждевременно.

Собственно, ценность труда древнегреческого автора заключается в том, что все сообщения в нем были сделаны со слов очевидца событий. Однако, не представляется возможным полностью доверять представленной в сообщениях информации из-за доминирования в тексте эмоциональных оценок автора общего количества погибших, локализации районов и длительности распространения данного заболевания. В то же время, это позволяет понять оказавшегося в условиях природного катаклизма свидетеля событий и представить эмоциональное состояние общества в целом. Если вернуться обратно к тексту Фукидида, то наиболее интересными, с точки зрения описания событий в охваченных эпидемией Афинах, выглядят следующие строки: «никто не рассчитывал дожить до той поры, когда понесет по суду наказание за преступление» поэтому в городе установилось «царство мародерства, разврата и безнаказанности» [Фукидид, 1915, Т. II: 53]. Именно оценка психологического состояния общества во время эпидемий и станет в итоге одной из важнейших тем в западноевропейских текстах, посвященных «Черной смерти». В то же время следует отметить, что в большинстве своем поздние тексты не слишком критично использовали труд Фукидида. Зачастую все оценки событий преподносились в том виде, в котором они были представлены еще древнегреческим автором.

Дальнейший шаг в осмыслении эпидемии чумы сделал в VI в. н. э. Прокопий Кесарийский, секретарь знаменитого византийского полководца Велизария. В отличие от труда Фукидида, его описания бедствия не только имеют более масштабный охват, но и уже более взвешенную оценку последствий. При этом в самом тексте уделено внимание не столько психологическому состоянию общества, сколько описанию эпидемиологии и основной симптоматики заболевания. Поэтому благодаря его описаниям мы можем с достаточной уверенностью говорить, что разразившаяся в VI в. «чума Юстиниана», скорее всего являлась вспышкой бубонной чумы[6]. В то же время, можно подчеркнуть, что в целом оценки бедствия у Прокопия Кесарийского повторяют точку зрения Фукидида и Галлена. Главным образом они вращаются вокруг североафриканского происхождения чумы и систематически подчеркивают волнообразный характер ее распространения [Прокопий Кесарийский, 1980, Кн. 2: 22–23]. В качестве одной из возможных причин возникновения эпидемии автор текста усматривал влияние на человеческий организм миазмов[7].

Параллельно с дальнейшим развитием греко-римской традиции описания эпидемии чумы во время Первой пандемии чумы («чумы Юстиниана»), происходило формирование арабо-мусульманской традиции. Если в целом охарактеризовать исламскую литературу по теме, то можно отметить большую роль богословской традиции в восприятии эпидемии чумы и методов борьбы с ней. Известно, что годы пророка Мухаммеда (570–632 гг.) пришлись на пик Первой пандемии «Юстиниановой чумы» (540–683 гг.). Тема эпидемии и методов борьбы с ней не могла оказаться вне рамок взглядов пророка и его учеников. По одному из записанных в Коране хадисов: «Клянусь тем, что вы видите и тем, что не видите… Пусть больного не навещает здоровый». Согласно другому хадису: «Бегите от прокаженного, как от льва». Наиболее интересной выглядит информация, представленная в третьем хадисе. «Если вы услышите, что где-то вспыхнула эпидемия чумы или холеры, не отправляйтесь туда, а если это произошло там, где вы находитесь, не покидайте это место» [Умерший от чумы и холеры, 2012]. Так, по мнению одного из учеников пророка йеменца Абу Хурайра, умерший от чумы или холеры, признавался павшим за веру шахидом [Абу Хурайра, 2017].

Если говорить о распространенной среди мусульманских мыслителей точке зрения на природу возникновения эпидемии чумы, то она базировалась на мнении, что определяющими факторами начала данного бедствия являлась либо воля Аллаха, либо злонамеренные действия джинов. [Ziegler Ph., 1969: 14].

Несколько иные причины этих бедствий были обозначены средневековыми арабско-мусульманскими врачами. Так, в специальной главе четвертой книги «Канона врачебной науки» Абу Али ибн Сины (Авиценны) в качестве первоисточников данного заболевания были обозначены: происходившие в начале осени небесный камне- и звездопад, а также длившиеся несколько дней дуновения южного и восточного ветра. В качестве явлений, сопутствующих начавшейся эпидемии, служили: увеличение количества родившихся из гнили лягушек и насекомых; появление на поверхности живущих под землей животных (мышей и других мелких зверьков); а также уход из возможных мест заражения хищных животных и птиц (аистов). Указание в данном медицинском трактате на возможную взаимосвязь гнили с животным миром, а также природно-климатических условий с острым протеканием лихорадки напрямую свидетельствовало о знакомстве Ибн Сины с трудами Галена и других представителей греко-римской традиции описания эпидемий. При этом вслед за мусульманскими богословами сами арабские врачи усматривали в качестве первопричин заболевания, наряду с волей Всевышнего, и сверхъестественное проявление джинов [Ziegler Ph., 1969: 15].