Эпиталама - [5]
Госпожа Дегуи семенила по дороге, держа в руках свои пакеты; ее миловидное лицо было покрыто маленькими капельками пота. Она торопилась домой, чтобы поспеть к обеду.
Берту, так долго ждавшую мать, чтобы начать разговор, раздражала эта спешка.
— Уж в воскресенье-то можно было бы вернуться на машине! — сказала она.
— Нет, доченька.
— Ты все усложняешь, — сказала Берта, знавшая, что мать часто экономила на мелочах — кусочках хлеба и спичках, при этом не обращая никакого внимания на основные траты семьи, которые, по мнению Берты, были чрезмерными.
— Давай я подержу над тобой зонтик, — предложила Берта. — Для октября сегодня жарковато. Похоже, Лорану не удастся вернуться в Рошфор вместе с Андре. А, кстати, почему его отправили в Рошфор, ведь зимой его родители живут в Туре?
— Так получилось, что он начал свою учебу в Рошфоре.
— Я не говорила тебе, что встретила у Дюкроке госпожу Брен? Кажется, она уже уехала в Шотландию. А сюда она приезжает к матери, как правило, ненадолго.
Госпожа Дегуи ничего не ответила и снова пошла очень быстро, потом, сбавив шаг, посмотрела на дочь:
— У тебя волосы лезут прямо в глаза. Ты бы так не растрепалась, если бы не взбивала их так сильно.
— И еще если бы мы шли, а не бежали!
— Я не хочу опаздывать. Сегодня к нам придут обедать Эдуар и Эмма.
— Знаю. Но это не повод, чтобы ходить за покупками в самую последнюю минуту.
Так они пререкались до самого дома.
«Мама сделала вид, что не слышит, когда я заговорила о Мари Брен, — размышляла Берта, — потому что ей неприятно обсуждать эту тему и потому что ее раздражает одно лишь упоминание имени Мари Брен. Она ответила мне колкостью, чтобы уклониться от разговора и тем самым скрыть свое неумение рассуждать. Так же вот и с папой: по слабости она избегает любых споров с ним, а потом мстит ему за это дурацкими замечаниями».
Берта решила больше не задавать вопросов людям, чьи недостатки слишком очевидны. Она чувствовала себя одинокой и непонятой среди этих жалких существ, утративших способность мыслить; теперь она будет искать ответа только у самой себя и надеяться лишь на собственные силы. Отныне она будет больше внимания уделять учебе. Берта начала с того, что повесила у себя в комнате расписание занятий и начала по утрам вставать раньше, чтобы повторить пройденный материал. Четыре часа в день она отводила игре на фортепьяно. Читала книги, принесенные ей мадемуазель Пика, потом переключилась на романы, которые наобум выбирала в библиотеке отца и которые госпожа Дегуи отнимала у нее, когда название тома казалось ей неподходящим для молодой девушки. Берта, однако, искала в книгах не рассказы про любовь, а информацию о людях, о свете, о жизни, столь интересовавшей ее и казавшейся ей совершенно непохожей на все то, что она знала.
Чтение отвлекало ее от занятий, но время от времени она вдруг составляла себе новое расписание, более жестокое по сравнению с предыдущим, и прикалывала его над своим письменным столом. Она также пыталась изучать историю по многотомному труду Анри Мартена, занимавшему одну из полок библиотеки, однако, почитав его немного вечером, она начинала чувствовать усталость, переставала понимать прочитанное, ею вдруг овладевали мечтательность и лень, и тогда она клала на книгу руку и смотрела на свои пальцы, которые так внимательно разглядывал Альбер. Она думала о том, какими они могли показаться ему — изящными или же, наоборот, некрасивыми, и начинала приводить в порядок ногти.
Однажды после падения с лошади господин Дегуи перестал ездить верхом и возненавидел — это он-то, столь любивший когда-то любые физические упражнения — даже пешие прогулки. Он теперь редко ходил даже в свой торговый дом, предпочитая оставаться в библиотеке и спокойно курить трубку, хотя вкус ее казался ему неприятным. Он выбирал из своей богатой книжной коллекции тот или иной том, трогал переплет, смотрел картинки, а иногда брал в руки и созерцал какую-нибудь антикварную вещицу, с удовольствием ощущая на ладони ее приятную тяжесть. Заслышав звонок, он приоткрывал дверь и выглядывал в коридор. Господин Дегуи запрещал, чтобы его тревожили, однако сам ревностно прислушивался ко всем раздававшимся в доме звукам. Иногда он входил в гостиную в тот момент, когда у его жены был кто-нибудь с визитом, и садился послушать беседу, не замечая смущения гостей. Тогда госпожа Шоран, обращаясь к господину Дегуи, повышала голос, она снисходительным тоном, как с ребенком, говорила с ним о лошадях, о книгах и о физических упражнениях. Никто и не догадывался, что раскопки на мысе Грав и археологические работы господина Дегуи, о которых в Нуазике отзывались как о причудах, высоко ценились некоторыми учеными.
Господин Дегуи немного оживлялся, когда приходили ужинать его зять и Эмма. Эдуар, новичок в семье, казалось, с интересом внимал рассказам тестя, но Берта их никогда не слушала, поскольку все они были ей давно известны.
В тот день Дегуи, рассказывая про осуществленную господином Тарно спекуляцию, встал, чтобы самому налить в бокалы гостей коллекционного вина.
— Я не хочу, — сказала госпожа Дегуи, чтобы выразить мужу свое неодобрение.
Романы «Эпиталама» и «Клер», написанные одним из самых ярких и значительных писателей современной Франции Жаком Шардоном (1884–1968), продолжают серию «Библиотека французского романа». В своих произведениях писатель в тонкой, лиричной манере рассказывает о драматичных женских судьбах, об интимной жизни семьи и порою очень непростых отношениях, складывающихся между супругами.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Французская писательница Луиза Левен де Вильморен (1902–1969) очень популярна у себя на родине. Ее произведения — романтические и увлекательные любовные истории, написанные в изящной и немного сентиментальной манере XIX века. Герои ее романов — трогательные, иногда смешные, покорные или бунтующие, но всегда — очаровательные. Они ищут, требуют, просят одного — идеальной любви, неудержимо стремятся на ее свет, но встреча с ней не всегда приносит счастье.На страницах своих произведений Луиза де Вильморен создает гармоничную картину реальной жизни, насыщая ее доброй иронией и тонким лиризмом.
Жорж Сименон (1903–1989) — известный французский писатель, автор знаменитых детективов о комиссаре Мегрэ, а также ряда социально-психологических романов, четыре из которых представлены в этой книге.О трагических судьбах людей в современном мире, об одиночестве, о любви, о драматических семейных отношениях повествует автор в романах «Три комнаты на Манхэттене», «Стриптиз», «Тюрьма», «Ноябрь».
Борис Виан (1920–1959) — французский романист, драматург, творчество которого, мало известное при жизни и иногда сложное для восприятия, стало очень популярно после 60-х годов XX столетия.В сборник избранных произведений Б. Виана включены замечательные романы: «Пена дней» — аллегорическая история любви и вписывающиеся в традиции философской сказки «Сердце дыбом» и «Осень в Пекине».