Энтропия - [2]

Дома, напившись горячего чая, я сразу лёг спать. Однако сон не шёл и большую часть ночи я проворочался в каком-то полусне-полуяви.

Будильник поднял меня в восемь. Комнату заливало весеннее солнце, его блики медленно ползли по стене. Я посмотрел в окно. На доме напротив висел огромный красный плакат с серпом и молотом и надписью «Слава КПСС». Не успел я удивиться, как наступила ночь, скрыв от меня полотнище. Когда вновь рассвело, плаката на своём месте уже не было. После бессонной ночи голова соображала плохо, поэтому я списал видение на усталость.

Пока я шёл в университет, на улице заметно потеплело, а к одиннадцати часам вокруг снова был май.

Ровно в одиннадцать мы остановили темпоральную установку. Та послушно выключилась.

А ещё через минуту на улице стемнело.

— М-да, любопытно, — сказал Девятов, когда первый шок прошёл. К тому времени день и ночь успели уже несколько раз смениться. — Однако делать с этим что-то надо и чем быстрее, тем лучше. Похоже, выключение установки не повлияло на поле, следовательно, нам нужно исправлять положение. Создать противополе вряд ли получится — мы не знаем теперешних параметров того, что сейчас происходит на орбите. Какие будут предложения?

Предложений не последовало. В конце концов, было решено попробовать хотя бы разобраться в происходящем, а там, возможно, и выход наметится. Не теряя времени зря, мы принялись за расчёты. К вечеру, не добившись толку и окончательно запутавшись, мы разошлись по домам, отложив проблему до завтра.

Ночью мне позвонил профессор и спросил, не замечал ли я чего странного. Я рассказал про плакат.

— А я вот только что видел гусара на лошади, — ответил Девятов. — Но впрочем, это так, к слову. Я звоню не поэтому. Я сейчас провёл некоторые расчёты… Похоже, нам удалось создать первую замкнутую во времени систему. Последствия представить пока сложно…

— Энтропия? — прервал его я.

— Если называть так меру неопределённости нашей системы, то вполне возможно… Возможно, что она будет увеличиваться… Вопрос только в том, насколько приложимы здесь результаты термодинамики. Хотя, кажется, процесс уже начался. Особенно, принимая во внимание плакат и гусара… Кстати, вы не замеряли в последнее время продолжительность суток?

— Нет.

— А я замерил. Сейчас это три минуты двенадцать секунд.

К утру сутки сократились настолько, что смена дня и ночи уже не воспринималась органами чувств — город заволокла какая-то серая полумгла, и хотя воздух был сух, казалось, что вокруг туман. Дом напротив исчез, вместо него паслась на зелёной лужайке задумчивая корова.

В городе царил хаос. Автомобили и конные экипажи, бородатые крестьяне в лаптях и пионеры, деревянные лачуги и бетонные коробки высоток — всё смешалось на улицах. Периодически одни куски пейзажа исчезали и появлялись новые, на месте ровной дороги вырастали холмы, с разных сторон слышался то русский язык, а то и старославянский.

Здание университета, когда я приблизился к нему, выглядело гораздо моложе, чем несколькими днями ранее. Мои опасения подтвердились внутри: вместо лаборатории и нескольких примыкающих помещений была одна большая лекционная зала, в которой пожилой профессор в костюме старинного покроя вещал что-то собравшимся студентам. Темпоральной установки не было и в помине.

Покинув университет, я попытался позвонить Девятову, но не смог — не работали телефоны, — поэтому отправился к нему домой. Пока я шёл, смешение времён вокруг увеличивалось — теперь со всех сторон звучали слова и совсем незнакомого древнего языка.

На одной из улиц мне навстречу бросился мужик в звериной шкуре и с палкой в руке. Намерения его явно были не дружественные, и спасся я только благодаря удачно подвернувшемуся извозчику, умчавшему меня в неизвестном направлении.

Высадив меня, когда опасность миновала, извозчик потребовал плату. При виде современных денег он разозлился и попытался стегнуть меня хлыстом. Я увернулся, и он, матерно выругавшись, укатил.

Оглядевшись, я понял, что оказался неподалёку от собственного дома, однако теперь это был уже совсем другой район. Вместо большинства зданий возвышались незнакомые мне деревья с толстым стволом и раскидистой кроной, формой листьев напоминающие берёзы, а массивностью ствола — дубы. Мой дом заменил котлован, в котором неторопливые строители забивали сваи.

Энтропия продолжала увеличиваться в ускоряющемся темпе — над моей головой, пронзительно крича, пролетел археоптерикс…

А потом я исчез.