Entre dos tierras - [160]
Ты не заслужила его доверия, Олеся.
Словно в тяжёлом тумане, Олеся поднялась с пола, машинально собрала клочки разорванной дарственной и подхватила сумку. Точнее, попыталась подватить. Её рука сорвалась с лакированной кожаной поверхности, и раскрытая сумка грохнулась на пол, рассыпав всё своё содержимое по паркету.
Тридцать три несчастья, чёрт возьми.
Олеся вновь опустилась на колени, кое-как запихивая кучу разнокалиберных мелочей разной степени ненужности обратно в тёмные недра сумки. Лучшая метафора твоей жизни, Зоряна.
Пальцы нащупали холодный металл длинной золотой цепочки. Не может быть. Она искала эту подвеску ещё год назад и думала, что потеряла навсегда.
Гранатовое сердце в нежных объятиях золотых крыльев. Твой подарок и твоя душа, Алекс. Вот чего я лишилась навек. И в этом — только моя вина.
Олеся погасила свет, подошла к окну и рывком распахнула широкую створку, позволяя свежему ночному ветру ворваться в изысканный уют её одиноких апартаментов. Сияющие тысячей огней высотки Делового центра столпились перед заплаканной женщиной в немом ожидании неотвратимого конца, и на миг Олесе послышалось, как тонкий панцирь её жалкого убежища хрустит под напором неисчислимых киловольт этого транскода наяву, в котором только птицы вроде Овердрайва и могли чувствовать себя как дома.
Зачем ты забралась на такую высоту, Зоряна? Отчего не сняла квартиру где-нибудь на пятом этаже, на шестом? Ты же с детства боялась высоты. Родители объяснили, что люди не умеют летать и должны ходить по земле, а ты и поверила.
Скинув туфли, Олеся забралась на подоконник и встала во весь рост — растрёпанная, почти нагая, лёгкий халатик не в счёт. Закрыв глаза, почти не чувствуя пальцев, женщина надела на шею золотую подвеску, и на миг ей представилось касание горячих рук, лёгкий поцелуй в макушку, тихое: «Люблю».
Он любил тебя, Олеся. А ты всё это время, кроме самого первого года совместной жизни, лишь изображала любовь к нему.
Пошатнувшись, женщина коротко вскрикнула и сорвалась вниз.
За спиной Лисовского бесшумно закрылись стеклянные двери. Свежий воздух. Наконец-то. Там, у Олеси, он чувствовал не обонянием, а почти интуитивно, запах тлена, пыли и долгих бессонных ночей. Это было всё равно что нырнуть с головой в старый шкаф, где истлевшие скелеты режутся в карты и ведут долгие нудные разговоры о ревматизме и плохой погоде, в фоновом режиме жалуясь друг другу на скрип в кандалах.
Звучный глухой шлепок в десяти метрах за спиной заставил профессора резко обернуться. «Нашли меня», — ударила в голову первая мысль, но улица была пуста, ни агентов, ни машин с мигалками, лишь худенькое женское тело в пёстром халатике, распростёртое на асфальте.
Повинуясь рефлексу, перешедшему за годы врачебной практики в разряд безусловных, Лисовский сделал пару шагов к женщине, на ходу узнавая каштановые пряди, которые он всего лишь несколько минут назад увенчал короной чужой боли.
Господи боже, почему?! Он же не внушал ей мысль о самоубийстве… Или всё-таки фразу «избавь Алекса от своего присутствия» разгорячённый мозг Олеси воспринял как приказ к немедленному действию? Чёрт подери, профессор, тебе ли не знать, сколь многое зависит от точной формулировки в этом фантасмагорическом царстве слов, не высказанных вслух?
А может быть тебе стоит выйти в разговоре с самим собой на тот же уровень честности, какого ты десять минут назад потребовал от Олеси?
Ты хотел её смерти, пан.
Как почти тридцать лет назад ты хотел смерти той, из-за чьей халатности во время сложного эксперимента погиб твой ассистент, которому ты вечером того же дня хотел прошептать слова любви. Эти слова ждали своего часа целый год, словно жемчужина в раковине, но им так и не суждено было стать высказанными вслух.
Лисовский замер на месте, потом сделал осторожный шаг назад. Второй. Третий. А на четвёртом у профессора подкосились ноги, и он приткнулся к какому-то парапету за углом, даже не пытаясь сдержать приступ тошноты.
[Крис, где ты, а?]
[В двух часах пути от Москвы. Что стряслось?]
[Значит, через два часа на Комсомольской площади. Заберёшь дарственную.]
[Какую, к хренам, дарственную?!]
[На Лина. От Олеси. Не спрашивай ни о чём. Прошу.]
Лисовский отлепился от парапета и, не оглядываясь, вышел к широкой магистрали. Метро откроется через полчаса. Безумная ночка выдалась, чёрт подери.
Нет, не так он представлял себе «ту самую» встречу с Крисом, но избирательная глухота судьбы была профессору не в новинку. Спасибо хоть за то, что контакт состоялся, пусть и в дешёвом привокзальном ресторанчике.
— Как вам удалось выбить из неё подпись? — прикрыв воспалённые от бессонной ночи глаза, спросил Крис.
— Напомнил ей о светлом, добром и вечном, — усмехнулся Лисовский. — Ну, и ваш чудо-прибор немало поспособствовал… Вот уж не думал я, когда покупал его пару десятков лет назад, что когда-нибудь познакомлюсь с разработчиком лично.
Вместо ответа Овер выдал свою фирменную усталую улыбку, но даже её хватило, чтобы в тесном полутёмном зале стало светлей.
Будьте терпеливы к своей жизни. Ищите смысл в ежедневной рутине. Не пытайтесь перечить своему предпочтению стабильности. И именно тогда вы погрузитесь в этот кратковременный мир. Место, где мертво то будущее, к которому мы стремились, но есть то, что стало закономерным исходом. У всех есть выбор: приблизить необратимый конец или ждать его прихода.
В архиве видного советского лисателя-фантаста Ильи Иосифовича Варшавского сохранилось несколько рассказов, неизвестных читателю. Один из них вы только что прочитали. В следующем году журнал опубликует рассказ И. Варшавского «Старший брат».
(+) Собрание фантастических произведений в 21 томах. … В пятый том «Миров Гарри Гаррисона» включены три романа: «Чувство долга» (1962), «Чума из космоса» (1965) и «Фантастическая сага» (1967). … © 1993 Издательская фирма «Полярис», оформление, составление, название серии … …
Что если люди не самый ценный груз М-бика, идущего к своей цели уже шестьдесят семь лет?Рассказ вошёл в антологию 2015 г. «Другие миры».