Энн в Редмонде - [10]

— Ой, представляю себе Чарли в шляпке и фартуке! — хихикала Присцилла. — Точная копия своей бабушки. А вот Джильберт и в этом наряде все равно оставался мужчиной.

Энн и Присцилла скоро оказались в гуще студенческой жизни — правда, в значительной степени благодаря Филиппе Гордон. Филиппа была дочерью богатого и известного человека и принадлежала к аристократической семье. Это, в сочетании с ее красотой и обаянием, которое признавали все, открыло для нее двери во все кружки, землячества и клубы, и она, куда бы ни пошла, тащила с собой Энн и Присциллу. Она их обожала, особенно Энн. Фил была чистой душой, совершенно лишенной снобизма. Она руководствовалась девизом: «Если любишь меня, то полюби и моих друзей». Таким образом, безо всяких усилий со своей стороны Энн и Присцилла обзавелись огромным количеством знакомых, к великой зависти однокурсниц, обреченных поначалу оставаться на периферии студенческой жизни.

Для Энн и Присциллы Фил была тем же забавным и милым ребенком, каким она показалась им при первой встрече. Однако она сказала правду про свои недюжинные способности. Для всех оставалось загадкой, когда она находила время заниматься: ее повсюду приглашали и по вечерам ее комната была полна гостей. У нее появилось огромное количество поклонников: девяносто процентов первокурсников и многие молодые люди с других курсов соперничали между собою, добиваясь ее благосклонности. Фил от этого была в восторге и радостно сообщала Энн и Присцилле о каждой новой победе. Если бы эти молодые люди слышали ее комментарии, они оставили бы всякую надежду на успех.

— Пока, кажется, у Алека и Алонсо не появилось серьезных соперников, — поддразнила ее как-то Энн.

— Нет, — согласилась Фил. — Я пишу им обоим каждую неделю и рассказываю обо всех своих редмонд-ских обожателях. Они, наверное, страшно веселятся, читая мои письма. Но тот, который мне нравится больше всех, не про меня. Джильберт Блайт вообще не замечает моего существования, а если замечает, то смотрит на меня как на котенка, которого он не прочь погладить. И я знаю, кому я этим обязана. Мне следовало бы на тебя сердиться, Энн, а я вместо этого тебя обожаю и страдаю, когда не вижу тебя. Ты не похожа ни на одну из моих знакомых девушек. Когда ты бросаешь на меня укоризненный взгляд, я сознаю, какая я легкомысленная пустышка, и мне хочется стать лучше и мудрее. Я даю себе клятву исправиться, но стоит мне увидеть симпатичного парня, как все благие намерения вылетают у меня из головы. Правда, у нас в Редмонде замечательно? Даже смешно думать, что в первый день мне хотелось сбежать домой. Если бы я сбежала, я не познакомилась бы с вами. Энн, пожалуйста, скажи мне, что ты ко мне все Равно хорошо относишься. Мне так хочется это услышать!

— Я к тебе очень хорошо отношусь и считаю, что ты очаровательный, пушистый, веселый, добрый… котенок, — со смехом сказала Энн, — но мне совершенно непонятно, когда ты успеваешь заниматься?

Каким-то образом Фил умудрялась находить время для учебы, поскольку по всем предметам была на хорошем счету. Даже сердитый старый профессор математики, который считал, что женщинам нечего делать в высшем учебном заведении, ни разу не сумел поставить ей плохую оценку. Фил была первой по всем предметам, кроме английской литературы, где первенство прочно держала Энн Ширли.

Энн же занятия на первом курсе казались очень легкими — в значительной мере благодаря тому, что за два года в Эвонли они с Джильбертом основательно прошли подготовительный университетский курс. У нее оставалось достаточно времени для того, чтобы наслаждаться жизнью студенческого братства. Но все равно самыми счастливыми событиями в ее жизни были письма из дома. Только получив из Эвонли первые письма, она наконец подумала, что, пожалуй, сможет привыкнуть к жизни в Кингспорте и даже полюбить университет. До этого ей казалось, что ее отделяют от дома тысячи миль; письма приблизили его и тесно связали старую жизнь с новой. Первая пачка состояла из шести писем — от Джейн Эндрюс, Руби Джиллис, Дианы Барри, Мариллы, миссис Линд и Дэви. Письмо Джейн было написано каллиграфическим почерком, без единой помарки и не содержало ничего интересного. Она ни слова не написала о том, что делается в школе, хотя Энн так интересовалась этим, и не ответила ни на один ее вопрос. Зато она сообщила, сколько ярдов кружев сплела за это время, какая в Эвонли стоит погода и какого фасона она собирается шить новое платье. Руби Джиллис в своем письме пылко оплакивала отсутствие Энн, заверяла, что им всем ее ужасно не хватает, спрашивала, каковы мальчики в Редмонде, и остальные две трети письма посвятила описанию того, как ее донимают бесчисленные обожатели. Письмо было глупым, но безобидным, и Энн посмеялась бы над ним, если бы не постскриптум: «Судя по письмам Джильберта, ему нравится в Редмонде. А вот Чарли как будто разочарован».

Так Джильберт, оказывается, переписывается с Руби? Ничего себе! То есть он вправе переписываться с кем ему хочется, только… Энн не знала, что Руби первая написала Джильберту и что тот ответил ей несколькими вежливыми строчками. Она негодующе отбросила письмо Руби. Но продолжала чувствовать укол, нанесенный с виду маловажным постскриптумом, пока не прочитала очаровательное, полное самых свежих новостей послание Дианы, хотя в нем многовато места занимал Фред. Читая письмо Дианы, Энн словно бы вернулась в Эвонли. Письмо Мариллы было кратким и строгим: в нем не содержалось сплетен и не высказывалось никаких огорчений по поводу отъезда Энн. Но все же от него на Энн пахнуло простой здоровой жизнью Грингейбла с его тишиной, покоем и любовью, которая ждала ее там. Письмо миссис Линд повествовало в основном о приходских новостях. Теперь, когда ей не надо было вести дом, миссис Линд с головой окунулась в дела церкви. Она жаловалась, что на смену мистеру Аллану им присылают кандидатов один хуже другого. Последний осмелился сказать в своей проповеди, что не верит, будто все язычники попадут в ад. Надо же такое придумать! Тогда зачем же мы тратим деньги на миссионеров! «В какую церковь ты ходишь, Энн? — спрашивала миссис Линд. — Когда люди уезжают из дома, они часто начинают пренебрегать религией. Особенно этим, говорят, грешат студенты. Я слышала, что многие из них по воскресеньям готовятся к занятиям. Надеюсь, Энн, что ты никогда не падешь так низко». В конце письма миссис Линд сообщала: «Никаких особых событий в Эвонли за это время не произошло. Мне не так одиноко в Грингейбле, как я опасалась. Дэви ведет себя вполне прилично. Один раз, когда он выкинул какой-то номер, Марилла надела на него Дорин фартук. Так он потом изрезал в мелкие клочки все ее фартуки. Я его за это нашлепала. Тогда он принялся гонять по двору моего петуха и загонял его до смерти. Не переутомляй себя учебой, Энн, и носи теплое белье, как только наступят холода. Марилла очень о тебе тревожится, но я ей говорю, что ты оказалась умнее, чем я первоначально предполагала, и что ничего плохого с тобой не случится».