Энеида - [4]

«Гребите!» — крикнул, запыхавшись,

И вновь отдался воле волн.

Дидона словно ошалела,

Совсем не ела, не пила

Кручинилась, ревмя ревела,

Весь день метала и рвала.

Оторопев, устав от крика,

Кусала ногти горемыка, —

Знать, на нее нашел столбняк.

Присела молча на пороге:

Что делать? Подломились ноги,

Не держат бедную никак.

Она зовет на помощь Ганну,

Спеша Энея обличить,

Сердечную оплакать рану

И облегченье получить:

«Ганнуся, душка, рыбка, птичка,

Спаси меня, моя сестричка!

Сгубил несчастную Эней!

Как у него хватило духу

Меня покинуть, словно шлюху?

Не человек он, лютый змей!

Забыть его? Но сердцу силу

Такую негде почерпнуть!

Куда деваться мне? В могилу —

Один теперь остался путь.

Людьми и славой для Энея

Пренебрегла я, не жалея;

О боги, с ним забыла вас!

Ох, дайте мне напиться зелья,

Чтоб от любовного похмелья

Избавить сердце хоть на час!

Нигде не нахожу покою!

Не льются слезы из очей.

На белый свет гляжу с тоскою.

Светло лишь там, где мой Эней.

О Купидон, богов любимчик,

Зачем не взял тебя родимчик?

Жестокой тешишься игрой!

Нет, молодицы, нам защиты!

Все бабники, все волокиты —

С Энеем на один покрой!»

На участь горькую Дидона

В унынье сетовала так.

Не в силах возместить урона,

Ганнуся хлипала в кулак,

Тоскуя, слезы проливала

И рукавом их утирала,

Энея помогала клясть.

« Теперь оставь меня, сестрица, —

Вздохнув, промолвила царица, —

Дай мне нагореваться всласть».

Погоревавши, пострадавши,

Легла в хоромах на кровать;

Недолго думавши, гадавши,

С постели спрыгнула опять,

Нашла за печкою кресало

И пакли в пазуху наклала;

Босая вышла в огород.

Уже сгустилась тьма ночная,

Стояла тишина немая,

В домах крещеный спал народ.

Для зимних нужд на огороде

В скирду сложили очерет;

Хоть царской не под стать породе, —

В степи, однако, дров-то нет!

Сухой, горючий был, как порох, —

Держали на растопку ворох.

К нему Дидона подошла,

Взяла она кремень, огниво,

Достала паклю и на диво

Огонь раздула, разожгла.

Освободилась от одёжи,

Лохмотья кинула в костер,

Сама туда шагнула тоже,

Он к небу языки простер.

Покойницу закрыло пламя,

Рванулся черный дым клубами,

И повалил великий чад.

Энея, бедная, любила!

Из-за него себя сгубила,

Послала душу к черту в ад.

Часть вторая

Эней, плывя по синю морю,

На Карфаген в слезах глядел.

Бедняга предавался горю,

Оплакивая свой удел.

Дидону покидал поспешно,

Рыдал, однако, неутешно,

Узнав, что на костре сожглась.

Небесное сулил ей царство,

Себе — чтоб кончились мытарства

И новая вдова нашлась!

Но тут, глядишь, взыграло море,

Крутые волны поднялись,

Разбушевались ветры вскоре,

Суда скрипели и тряслись.

От налетевшей непогоды

Чертовски закрутило воды,

Вертелись бешено челны,

Троянцев била дрожь с испуга,

Они глядели друг на друга,

Раздумья мрачного полны.

Среди Энеевой ватаги

Был весельчак и балагур,

Хватало у него отваги;

Он прозывался Палинур.

Смекнув быстрее всех, в чем дело,

Нептуну закричал он смело:

«Ты что затеял, пан Нептун?

Ужель тебе дурить не стыдно?

Про четвертак забыл, как видно!

Задать нам хочешь карачун?»

И после этой речи краткой

Храбрец троянцам говорит:

«Скитаться нам не больно сладко,

Вдобавок и Нептун мудрит.

Куда свой путь направим, братцы?

Нам до Италии добраться

Шальное море не дает.

Отсель Италия неблизко,

А в бурю морем ехать склизко, —

Челнов никто не подкует!

Зато земелька есть, ребята,

Невдалеке — рукой подать!

Страна Сицилия богата!

Там не житье, а благодать.

Простимся навсегда с уныньем,

В тот край без промедленья двинем,

Где добрый царствует Ацест.

Его столица мне знакома.

Там обживемся мы, как дома.

Небось он вдоволь пьет и ест!»

Чтоб выгрести из водоверти,

За весла казаки взялись,

И, словно подтолкнули черти,

Челны стрелою понеслись.

Сицилианцы их узрели

И от восторга одурели,

Бегут приезжих обнимать!

Поразобравшись меж собою,

Они отправились гурьбою

К царю Ацесту пировать.

Ацест Энею, словно брату,

Гостеприимством угодил.

Привел его радушно в хату,

Ему горелки нацедил.

С дороги закусил он салом

И кругом калбасы немалым,

Умял и хлеба решето.

Троянцы, позабыв о буре,

Как следует наелись тюри.

Голодным не ушел никто.

И начались у них пирушки,

Как только стали на постой:

Паштеты, с чесноком пампушки,

Кисель с медовою сытой,

Грибы с печенкою говяжьей

И каравай, как пух лебяжий.

Эней с дороги ел за двух.

Хмельного крепко нахлестался

И всякой снеди наглотался, —

Едва не испустил он дух.

Сверх меры нализавшись пенной,

Троянец не терял ума.

Богобоязненный, смиренный,

Он чтил родителя весьма.

Старик винищем обожрался

Да в тот же день к чертям убрался.

И вот затеял молодец

В честь годовщины сей печальной

Обед устроить поминальный,

Чтоб отомкнул свой рай творец.

Всех неимущих но обряду

Желая накормить,

Эней Созвал троянскую громаду,

Совета попросил у ней:

«Мол, сами знаете, Трояне

И православные миряне, —

Анхиз, мой батя, неспроста

Загинул, как зимою муха!

Нутро сожгла ему сивуха,

И он лишился живота.

Охота мне поминки справить,

Для бедняков задать обед,

Для нищих стол едой уставить.

Скажите — ладно или нет?»

Троянцам этого и надо,

Заговорила вся громада:

«Господь Энею помоги!

Надейся, пан Эней, на бога,

Но будет и от нас подмога!

Тебе мы, дескать, не враги!»

Немедля накупили мяса,

Горелки на помин души.

Добыли — не прошло и часа —

Хлеб ситный, бублики, кныши.

Кутью сварили, взяли меду