Энеида - [13]

Не опекали волокит,

Чужим добром их не ссужали,

На откупе чтоб не держали

Того, что прятать надлежит.

Эней увидел там страдалиц —

В смоле кипящих дев и вдов.

Из них вытапливался смалец,

Как из отменных кабанов.

Там были бабы, молодицы,

Мирянки были и черницы,

Немало барышень и дам:

Кто — в кунтуше, а кто — в накидке,

Кто — в стеганом шелку, кто — в свитке

Был женский пол в избытке там.

Но эти души не сегодня

И не вчера пришли туда.

Умерших пламя преисподней

Не припекало без суда.

Все новички в другом загоне

Толклись, как молодые кони,

Не зная участи своей.

Приговоренным было хуже.

Об их судьбе вздыхая вчуже,

Другую дверь открыл Эней.

И очутился он в кошаре,

Где трепыхалось много душ,

И затерялся в их отаре,

Как в логове змеином уж.

Все ждали с трепетом решенья,

Перебирали прегрешенья:

Куда качнутся, мол, весы?

Кого, гадали, в рай отправят?

Кого гореть в аду заставят?

Кому из них утрут носы?

Там было размышлять вольготно

И обсуждать свои дела;

Пускались в россказни охотно —

Откуда чья душа пришла.

Богач на смерть пенял, сердился:

Деньгами не распорядился —

Кому, за что, какую часть.

Скупца досада разбирала:

На белом свете пожил мало

И не повеселился всласть.

Сутяга толковал указы.

Опутав многих, этот плут

Расписывал свои проказы

И рассуждал про наш Статут.

Мудрец толмачил до надсады

Про физику да про монады,

Про мирозданье он твердил.

А вертопляс кричал, смеялся,

Бахвалился и удивлялся,

Как женщин за нос он водил.

Мундира с пуговками ради,

Как дышло повернув закон,

Судья остался бы внакладе:

В Сибирь бы прогулялся он.

«Но смерть вмешалась в это дело, —

К рассказу добавлял он смело, —

А то б не миновать плетей!»

А лекарь мельтешил с ланцетом,

Слабительным и спермацетом

И хвастал, как морил людей.

Похаживали женолюбы —

Всё фертики да барчуки.

Покусывали ногти, губы,

Фуфырились, как индюки;

Вздыхая, очи воздевали,

О прежней жизни горевали.

Пришлось им рано умереть.

Не заслужили громкой славы

И не успели для забавы

Кому-то морду утереть.

Хлыщи, картежники, пьянчуги,

Прожженный, разбитной народ —

Лакеи, конюхи и слуги,

И повара, и скороход,

Держась как можно бесшабашней,

Калякали про плутни, шашни,

Хвалили ловкачей, проныр,

Что господам очки втирали,

В карманах шарили, таскали

Платки да бегали в трактир.

Не стало вертихвосткам ходу,

Слонялись вяло, как-нибудь.

Им всем — хоть бы с моста да в воду.

Беда, коль некому моргнуть!

Здесь простофилям ворожейки

Уж не гадали, а злодейки,

Что девок любят истязать,

Зубами в гневе скрежетали:

Служанки их не почитали

И не желали угождать.

Чернее головни Дидону

Внезапно повстречал Эней.

Как подобает но закону,

Шапчонку сбросил перед ней:

«Здорово! Глянь-ка… Что за чудо?

Сердешная! И ты оттуда,

Из Карфагена приплелась?

Себе искала злую долю?

Иль нажилась на свете вволю?

Какого беса ты сожглась?

Была румяной, круглолицей —

Такой, что губки облизнуть!

И не терпелось молодице

Скорее ноги протянуть!

Какая из тебя утеха?

Никто не взглянет и для смеха!

Придется в пекле пропадать.

А я не виноват, ей-богу,

Что поспешил тогда в дорогу:

Мне приказали тягу дать!

Но я готов с тобой спознаться,

Зажить по-прежнему точь-в-точь,

Не разлучаться, женихаться,

Как раньше, — если ты не прочь.

Пойдем! Тебя я поцелую,

Притисну к сердцу, помилую…»

Но отказала наотрез

Ему Дидона: «Поцелуйся

Хоть с чертом, а ко мне не суйся!

Расквашу рыло, чтоб не лез!»

Ее и след простыл…

Сначала Эней опешил, стал в тупик.

Яга, однако, проворчала,

Чтоб долго не чесал язык.

И то сказать, совет был добрый:

Пересчитать Энею ребра

Кому-нибудь пришло б на ум,

Чтоб не тревожил душу вдовью,

Бабенок не морил любовью

И прах не поднимал на глум.

Эней с каргой — давай бог ноги!

В гееннскую забравшись глушь,

Он повстречался на дороге

С ватагою знакомых душ,

И начались у них объятья,

Челомканье, рукопожатья:

Князька любили своего!

Эней вгляделся в оборванцев

И многих опознал троянцев,

А первым делом — вот кого:

Педька, Терешка, Шелифона,

Панька, Охрима и Харька,

Леська, Олешка и Сизона,

Еська, Пархома и Феська,

Стецька, Ониська, Опанаса,

Свирида, Лазаря, Тараса…

Еще нашлись Остап, Овсий

И те, что по волнам шатались

Да в море синем и остались.

Средь них — Вернигора Мусий…

Кагал устроили великий.

Галдеж поднялся, хохотня.

Не умолкали гомон, крики,

Вранье, прибаски,трескотня.

Давнишнее припоминали,

Уже и лишнее болтали.

Эней судачил пуще всех.

Побалагурили маленько,

И, хоть сошлись друзья раненько,

Он задержался, как на грех.

Пришлось не по нутру Сивилле,

Что разбрехался он вконец,

Что дитятко затормошили

И не опомнится птенец.

Сивилла на Энея взъелась,

Раскаркалась и расшумелась.

Эней в испуге задрожал.

Троянцы тоже все струхнули

Да врассыпную и махнули,

А он за бабкой побежал.

Пожалуй, пару добрых гонов —

Чтоб не соврать — они прошли

И хаты, и дворец Плутонов

Как раз увидели вдали.

Карга Энея в бок толкнула

И на хоромы пальцем ткнула:

«Здесь проживает пан Плутон

С женой своею, Прозерпиной.

К нему-то с золотой ветвиной

Тебя веду я на поклон».

Пришли под самые ворота

И услыхали: «Кто идет?» —

От бабы скверной, криворотой;

Она у запертых ворот

Отвратным пугалом торчала

И била в медное клепало,

Как в панских водится дворах.

У ней на голове и шее

Клубками шевелились змеи,

Смертельный нагоняя страх.

Она без хитрости, без лести,

Открыто, без обиняков,