Эмоции: великолепная история человечества - [60]
Буддизму махаяны свойственна большая мистичность, чем более ранним разновидностям буддизма. В этой традиции движение к состоянию Будды было путем не только к нирване, но и к тому, чтобы стать трансцендентной, бессмертной сущностью, которая покинет пределы этого мира и сможет помогать другим. Они верили, что сам Будда, Сиддхартха Гаутама, действовал как человек, даже будучи духовным владыкой. Он пришел на землю ненадолго, чтобы дать наставление человечеству.
Другой важный аспект буддизма махаяны — понятие шуньяты, которое лучше всего переводить как «пустота» или «бессодержательность». Точное значение этого понятия несколько меняется в зависимости от направления, или секты, буддизма махаяны, но по сути оно означает осознание того, что все в своей основе пусто, что жизнь, мир и даже дхарма — всего лишь сон (свапна) и иллюзия (майя). Это означает, что, когда вы думаете, что цепляетесь за свои желания, на самом деле ничто цепляется за ничто. Шуньята может также относиться к понятию природы Будды или нашей внутренней способности уподобиться ему. В некоторых разновидностях буддизма махаяны даже считается, что шуньята и есть нирвана.
Японские буддисты, как правило, принадлежали к одному из трех направлений, возникших в буддизме махаяны. Первое — нитирэн-буддизм — было основано монахом Нитирэном (1222–1282). Он считал, что каждый способен достичь шуньяты и наделен природой Будды. Чтобы прикоснуться к ней, требовалось многократно произнести мантру «Наму-мёхо-рэнгэ-кё» (что примерно можно перевести как «Слава сутре лотоса высшего закона»). Многие буддисты считают «Мёхо-рэнгэ-кё», или Лотосовую сутру, последним словом в буддизме — то есть даже простое произнесение ее названия может помочь вам на пути. Чуть больший интерес для нас, однако, представляет дзен-буддизм, ставший более заметным к XIX веку, то есть к тому времени, когда наш друг Сёин оказался в тюрьме.
По мнению дзен-буддистов, все в мире — часть природы Будды. Природа Будды в их понимании — это не способность достичь бессодержательности нирваны и стать Буддой, а способность понять, что все взаимосвязано и пребывает в постоянном изменении — от мозга внутри вашей черепной коробки до камней на далекой экзопланете. Что примечательно, шуньята в дзен-буддизме — это не пустота и не бессодержательность[241]. Здесь реальность, какой мы ее знаем, включая чувства, — это иллюзия. Однако существует реальность и за пределами нашей, и именно к ней мы и должны стремиться.
Дзен-буддисты не считают, что путь к нирване лежит через изучение сутр и песнопения. Они верят в необходимость медитации, очищения сознания. Безусловно, они не единственные медитирующие буддисты. Медитация была частью религии с того самого момента, когда Сиддхартха Гаутама сел медитировать под деревом Бодхи. Дзен-буддисты считают, что раз сам Будда не нуждался в пышных церемониях, сутрах или речитативах для достижения нирваны, то не нуждаются в них и все остальные. В конце концов, эти ритуалы захламляют сознание, которое должно оставаться пустым.
Эмоции — часть медитативного процесса дзен-буддистов. Японские буддисты XIX века, как и современные японцы, стремились к моно но аварэ, «печальному очарованию», или «глубокому чувству вещей», — своего рода сожалению. Под ним подразумеваются осознание чувств, которые вы испытываете, и понимание того, что ваши чувства соответствуют хонъи, или сущностной природе времени и места. Позвольте объяснить с помощью стихотворения.
Автор этого стихотворения — умерший в 1202 году японский буддийский монах Дзякурэн. Здесь Дзякурэн растворяет личное одиночество в окружающем мире. На самом деле он не одинок: его окружает красота гор и заходящего солнца. Моно но аварэ — это путь к нирване, не требующий отрешения от всех чувств; следуя ему, вы понимаете, как чувства связаны с окружающим миром. С их помощью вы растворяетесь в бессодержательности Вселенной. Становитесь единым целым с ней. Осознаёте, как ваши чувства взаимодействуют с иллюзорным миром вокруг.
Но какое отношение это имеет к хадзи? В японском буддизме хадзи возникает, когда люди видят вас таким, каким вы не хотели бы предстать перед ними; когда их знание о чем-то, что вы предпочли бы сохранить в тайне, не позволяет вам раствориться в бессодержательности. Можно назвать это своего рода сбоем настройки.
Это достаточно хорошо иллюстрирует но, японская форма танцевальной драмы. В одной из таких драм, «Эгути», можно найти диалог между двумя персонажами — монахом и асоби, странствующей танцовщицей. Когда-то асоби связывали с проституцией, но позже они стали чем-то вроде буддийских монахинь. В тот период японской истории предоставление интимных услуг считалось источником великого хадзи. Монах узнает асоби и вспоминает о временах, когда она занималась проституцией. Он читает стихи, в которых просит ее о «приюте» и «убежище». (Уверен, догадаться, что означают эти слова в контексте, нетрудно. Конечно же, он просил не только о ночлеге.) Она, само собой, отказывает ему, и ее одолевает хадзи
