Эммануил Казакевич - [2]

_______________

* В о л о ц к и й Ф. Ф. Вера в людей - В кн.: Воспоминания о Казакевиче. М., Советский писатель, 1979, с. 111. См. там же. воспоминания Н. Малкина, Н. Пономарева, В. Бухтиярова и др.

"Осолдатившееся" сердце Казакевича чутко реагировало на новые впечатления бытия. На исходе войны - в марте 1945 года - он признавался: "Мне кажется, что я уже все испытал: и страдания, и лишения, и омерзение при виде низости, и восторг при виде благородства, все, чем богата война..." Мысль, что он, свидетель, судья виденного, пережитого, и будущий творец, живет в нем неотступно. Однако пока молчание полное.

Писать не хватало ни времени, ни душевного спокойствия, а, главное, новое содержание, которым полнилась душа, еще должно было отстояться, прежде чем найдет выход в художественном слове. "Как губка впитываю я в себя все, что вижу и слышу, и настанет такой день, - верю, что он настанет, когда все это выльется в большую книгу".

Казакевич был демобилизован и вернулся в Москву 28 февраля 1946 года. Надежды на большую книгу оправдались. В сущности, ее и составили написанные одна за другой повести о войне, а также романы - один, задуманный еще в армии, и другой, прямое его продолжение. Между ними есть глубинная внутренняя связь. В них последовательно развивается одна и та же тема "человек на войне", взятая с нравственной стороны, открыт и художественно исследован тип героя - "рыцаря без страха и упрека", обнаруживший тягу писателя к прекрасному.

Советская литература сразу после окончания войны поставила перед собой гигантскую задачу осмыслить ее итоги, разобраться в истоках невероятной стойкости и безграничного самопожертвования советского человека, измерить цену победы, извлечь духовный опыт, исторический опыт для последующего развития человечества.

Общая задача решалась по-разному, в книгах разных по масштабам и по подходу к материалу. Одни носили мемуарно-хроникальный характер, представляли собой очерковый жанр, покоряя читателей подлинностью судеб и событий ("Люди с чистой совестью" П. Вершигоры, "В Крымском подполье" И. Козлова, "Подпольный обком действует" А. Федорова). Другие, отправляясь от реальных фактов, искали выход к обобщениям в вымышленных сюжетах и образах ("Знаменосцы" О. Гончара, "Ночь полководца" Г. Березко и др.). Читателям полюбилась "Повесть о настоящем человеке" Б. Полевого, сумевшего использовать исключительную судьбу, чтобы рельефно показать наиболее типичные черты советского, воистину настоящего человека. Но по достоинству были оценены и попытки литературы показать героическое в обыкновенном, в буднях войны, в ее повседневной прозе. О плодотворности этого пути можно судить по повести В. Пановой "Спутники".

В мощном хоре послевоенных голосов отчетливо, сильно зазвучал и голос Казакевича. Его неповторимые оттенки слышны уже в "Звезде", принесшей писателю известность. С этой повести и начался новый Казакевич. Он знает, что такое пекло войны, соизмеримое с кругами дантова ада. Но в трагический мир входит с любовью и чувством восхищения советским человеком, чтобы утвердиться в понимании главных ценностей жизни. Казакевича и прежде влекли к себе незаурядные личности, героические судьбы, он искал их в истории. Война открыла ему таких героев в современности, предъявив к человеку высочайшие требования, призвав к действию все лучшее, чем богат народ.

"Звезда" посвящена разведчикам. Выбор подсказан не только фронтовой биографией писателя, но и художественными соображениями. Учтен особый драматизм и своего рода парадоксальность положения разведчика. Выполнение воинского долга для него дело будничное, но одновременно всегда связано с экстремальными ситуациями, ближе других ставит его к смерти, заставляет "вечно быть у нее на виду". Разведчик обладает свободой, немыслимой в пехотной части, его жизнь или смерть зависит прямо и непосредственно от его инициативы, самостоятельности, опытности, надежности, ответственности. В то же время он должен как бы отрешиться от самого себя, быть готовым "в любое мгновение исчезнуть, раствориться в безмолвии лесов, в неровностях почвы, в мерцающих тенях сумерек".

С высокой ролью каждого сочетается необычайная роль спайки в группе, взаимодействие и взаимопонимание ее членов, составляющих как бы один организм.

Все это отразилось в сюжете повести, в расстановке персонажей, в их отношениях друг с другом.

В описании событий писатель точен и деловит. В повести обнаруживаются следы приказов и распоряжений, разведсводок и оперативных донесений, боевых характеристик вражеских частей и протоколов допросов военнопленных, - в свое время они прошли через руки Казакевича или составлялись им самим и могли бы образовать документальный пласт повести. Но писатель скрыл его, сделал незаметным, растворил в общей поэтической задаче. Прав был А. Твардовским, который увидел у Казакевича новую ступень освоения материала Великой Отечественной войны в "художественной организации материала, независимой от паспортной подлинности имен героев, календарной точности времени и географической - места действия";* это и привело к созданию "блестящего образца жанра собственно повести".