ЭМАС - [10]

— Тут, видишь, староверы раньше хоронились, пока им собираться нельзя было. А теперь, когда свободы дадены, они церковь себе построили. Ну, а мы тут, значит… жить стали. Ты, отец, не старовер?

— Избави бог! — перекрестился старик.

— Ну, и я тоже, а этот (он кивнул на рабочего) — и подавно, пролетарий.

Чиновник толкнул дверь в склеп, сошел по ступеням вниз и оказался в большой подземной зале, служившей, видимо, старообрядцам молельной комнатой. Теперь вдоль стен там стояли в два яруса полати, на которых размещались люди: кто спал, а кто, проснувшись, с интересом глядел на пришедших. Всё очень напоминало ночлежку.

Старик уселся на табуретку, обвел ночлежников взглядом из-под косматых бровей.

— Что ж, никто, что ли, из вас номера в машине этой не имеет? — спросил он.

— Нет, отец, безномерные мы, — раздались голоса.

— О, блаженный день! Сподобил меня Господь увидеть праведников, укрывшихся от зверя и не носящих печати его! Блаженны вы, отринувшие соблазны!

Старик начал проповедовать и, постепенно заводя сам себя, дошел до состояния, близкого к трансу. Он то крестился, то вопил, то шептал, то падал на колени, пытаясь поцеловать ноги ночлежников. Из его завываний становилось понятно, что он считает пришествие Антихриста состоявшимся, а кладбищенских обитателей — теми праведниками, которые спасутся, поскольку единственные не носят на себе его печать.

Егор внимательно следил за их лицами. Удивленные, некоторые даже раздраженные вначале, они все теперь явно сочувствовали словам старика, и мысль о собственной исключительности нашла дорогу в сердце каждого.

— Фарисеи погибнут, богатые не войдут в царствие небесное, лишь вы, нищие, будете блаженны! — вопил старик.

Ночлежники слезали со своих полатей и сползались к нему, как к разложенному на опушке холодного сырого леса костру, вытягивали из грязных воротников немытые шеи и беззвучно шевелили губами, как будто повторяя слова старика. Впервые, наверное, в жизни их превозносили, а не унижали — и тем легче они открывали изголодавшиеся по одобрению сердца. Про Егора они совсем забыли.

Потом старик совсем выдохся.

— Идти мне надо, отцы, — сказал он. — Хорошо у вас, да надо другим рассказать, что нашел я наконец обитель праведников. Придем мы к вам — уж не гоните!

— Приходите, отец, приходите, места хватит, — бормотали ночлежники.

Егор подал старику руку, и вместе они поднялись на поверхность.

— Ну, отец, здесь наши пути разойдутся, — сказал Егор. — Чай, свидимся тут. Ты когда будешь?

— Да вот, Егорушка, мы же с братьями на Шлиссельбургском тракте живем, у моста Финляндского. Соберемся и придем сюда с нашей квартиры. Днями, Егорушка, днями.

Старик повернулся и заковылял в сторону Обводного. Егор посмотрел ему вслед. Такой шанс, как сегодня, выпадал только раз в жизни, и упускать его было бы преступным. Тем более если старик приведет сюда еще каких-то братьев — наверняка таких же, как и сам. Егор не мог поступить иначе. Он наклонился, поднял с земли камень потяжелее, в два прыжка нагнал старика и со всей силы ударил в затылок. Тот даже не вскрикнул — легко, как соломенное чучело, повалился на своих иссохших ногах в дорожную пыль. Егор схватил его и поволок к железной дороге. Стариково тело было легким, не тяжелее дохлой собаки. Он положил его на пути так, чтобы первый же паровоз скрыл всё преступление.

Утром следующего дня Егор пошел в сторону порта. Там, в трущобах Канонерского острова, ютилось много разных подозрительных людей, и в том числе легко было найти книгонош. Гонимые официальными церковными властями, они собирались почти так же тайно, как и социалисты, набивали свои котомки книгами и шли с ними по рабочим окраинам, нести свет правды их обитателям. Но только были эти книги не Марксовым «Капиталом», а Святым Евангелием. Побродив по улицам с четверть часа, среди обывателей низшего класса — портовых докеров, профессиональных нищих-богомольцев, жёлтобилетниц и простых забулдыг — Егор легко увидел нужного ему человека: в дешевой, но чистой одежде, с осоловелым взглядом и большой торбой за плечами.

— Эй, — окликнул он, — ты, что ли, книгоноша?

Человек подскочил.

— Как есть я, а вам что ж угодно?

— Да мне бы Библию почитать, с откровениями.

Книгоноша заулыбался.

— Извольте, будьте так любезны.

Он вытащил из торбы дешево изданную, почти на папиросной бумаге Библию и отдал Хрулёву.

Весь день Хрулёв читал Апокалипсис и Евангелие, заучивая наизусть понравившиеся ему цитаты, а вечером пошел на кладбище. Давешнего чиновника он не встретил, поэтому сам отыскал нужный склеп и по лестнице спустился вниз.

— Отец Афанасий, — сказал он ночлежникам, — велел мне к вам прийти и слово от него сказать. Поди, говорит, поклонись блаженным и свидетельствуй мое к ним почтение.

— Что ж сам-то дед не пришел, коли мы у него в таком почете? — лениво спросил кто-то.

— Говорил, говорил, а чего хотел — непонятно, — отозвался другой.

— А ты чего пришел? — спросил третий.

В животе у Егора похолодело. Он понял, что не сможет повторить ту легкость, с которой старик вчера завладел умами кладбищенских проживальщиков. И напрасно было на это рассчитывать. Земля уходила из-под ног, хотя сам он был под землей. И не жаль было старика, но неужели судьба, поманившая его возможностью, вдруг так жестоко её отнимет? Егор закрыл глаза. Нужно было отвечать, сразу, это был единственный шанс. Но он не знал что.