Элмет - [7]

Папа допил свой еще не остывший чай.

— Я позаимствовал Питову тачку. Он ее сам предложил вместо моей, и был прав. Если бы кто-то и заприметил машину, Пита никак не связали бы с тем, что я собирался сделать. Он и водить-то уже не в состоянии, бедолага. Но все равно никто не мог ее заприметить. Я оставил ее в десяти минутах ходьбы от казино, добрался туда примерно к двум утра и прождал до четырех, скрываясь за платанами. К тому времени почти вся публика уже разошлась. Коксвейн вышел одним из последних. Явно уставший, но не так чтобы крепко поддатый. Все ж таки делом был занят: обчищал ротозеев. Он подошел к своей тачке, а я притаился как раз рядом с ней. Хотел бы сказать, что спланировал это заранее — так и следовало сделать, — но нет, это вышло случайно. Однако я не спешил воспользоваться случаем. Подождал, когда он откроет багажник и спрячет в него портфель, а как он стал его закрывать — тут я и нарисовался. Конечно, он обернулся на звук шагов, гадая, кто я такой, и наверняка тут же понял, что ничего хорошего от меня ждать не стоит. Только не понял почему. Не сразу понял. Весь подобрался, ожидая удара, но вместо этого я начал с вопроса. Спросил, тот ли он человек, который мне нужен. Он мог бы назваться другим именем, однако этого не сделал. Не сдрейфил, стало быть. Я даже чуток его зауважал. Но дальше он все испортил. Раскрыл свое истинное нутро. Я потребовал деньги, которые он был должен Питу. Назвал точную сумму — я ж не ворюга. Сказал, что передам их Питу. Дал понять, что заберу их сейчас же, потому как я в курсе, что он при выручке. Сперва мне показалось, что все идет отлично. Он сказал, что достанет деньги из багажника, и повернулся, чтобы его открыть. Другой человек на моем месте мог бы заподозрить неладное, но я просто не заморачиваюсь на таких вещах. Подозрительность, она ведь происходит от страха, понимаете? Даже выхвати он ствол или нож, я бы сумел с этим справиться. Мне оно без разницы. Ну так вот, полез он в багажник якобы за баблом, но вместо этого вытаскивает клюшку для гольфа. Замахивается. Ударить меня хотел, да только…

Папа уставился на выскобленную поверхность дубового стола. Смоченные чаем губы раздвинулись в чуть заметной улыбке. Потом он поднял голубые глаза на Кэти. Та слушала его историю, не выказывая никаких чувств. С ясным взглядом и невозмутимым лицом.

— Хотя это не суть важно, — сказал он.

Зрачки Кэти расширились, а потом сузились — подобно круговым узорам на старинном вертящемся волчке.

И тогда Папа поведал нам остальное. О том, как он перехватил клюшку на лету. Как согнул ее пополам голыми руками. Как мистер Коксвейн в конечном счете распластался на асфальте, харкая кровью, избитый почти до потери сознания. «Почти» потому, что Папа был спецом в таких делах. Он знал, как растянуть избиение, при этом не позволяя противнику полностью отключиться. Он умел причинять боль.

Он рассказал нам все. Не избегая подробностей. Пока я не ощутил, как к глазам подступают слезы.

И тут он остановился. Чуть ли не на полуслове. Встал со стула, обнял меня своими ручищами и сказал, что сожалеет, — мол, ему вообще не следовало рассказывать нам эту историю.

— А деньги Питера ты добыл? — спросила Кэти.

Он вновь повернулся к ней и сел на стул, все еще держа меня за руку.

— Да, — сказал он. — Добыл и вернул ему. Всю сумму. И сейчас покажу вам то, что он дал мне взамен.

Он поднялся и быстро вышел из дома. А вскоре вернулся, осторожно неся на широких, в кровь разбитых руках пару черных щенков. Двух ищеек-полукровок — помесь грейхаунда и бордер-колли. В то же утро мы придумали им клички — Джесс и Бекки — и соорудили для них уютную лежанку в прихожей. Там еще не был настелен пол, и получилось нечто среднее между домашней и уличной обстановкой. Папа сказал, что им это подходит в самый раз.

Глава вторая

Папа не запрещал нам курить и выпивать, так что после возведения внешних стен и крыши мы проводили долгие вечера внутри дома, потягивая теплый сидр и дымя самокрутками, которые делала Кэти. Мы слушали радио или читали книги вслух — для Папы. Чаще всего это делала Кэти своим глубоким ровным голосом, выделяя интонацией особо значимые слова и фразы. В младшем возрасте мы доставали Папу просьбами купить телевизор, но он всякий раз отвечал, что без него гораздо лучше.

Это было еще до нашего переселения в глухомань. До того лета на природе и до возведения дома. В то время мы жили дальше к северу, на окраине приморского городка, в доме постройки тридцатых годов, как и все его собратья по соседству. Точнее, нам принадлежала половина двухквартирного дома. В иных городах здания такого типа тянутся вдоль улиц сплошными рядами, но здесь они разделялись проходами и напоминали типовые загородные особняки, только более тесные внутри и менее ухоженные снаружи. Кое-кто из наших престарелых соседей высаживал желто-фиолетовые фиалки на узком пространстве между газонами, пешеходными дорожками и разделительными живыми изгородями, но большинство палисадников на этой улице являли собой лишь проплешины истоптанной грязи вперемежку с клочковатой порослью одуванчиков и чертополоха.