Элизиум - [30]

– Только Сон может усыпить Кошмара.

– Так это Фараон с тобой так поступил? Довольно жестоко, не находишь?

– Выбора не было. – Роз садится на соседнюю кровать. Закутывается поглубже в пальто и смотрит в пустоту. – И усыпил он меня не в Элизиуме. Я не знаю, как оказался там.

Пару минут я молчу, позволяя ему поразмыслить, затем говорю:

– Обещай мне, что мы найдем Адама.

– Прекрати звать его так, – предостерегает меня Роз. – Ты не можешь давать ему имен.

– Формально я и не давала, – замечаю я. – Он звался Ноттом, пока не предложил мне сбежать вместе с ним. Я ему сказала, что не могу выйти за него, пока он не скажет, как его зовут. Мое имя он любил сокращать как Ева, поэтому решил, что будет моим Адамом. Я знала, что это ложь, но мне все равно понравилось. Мне ведь было шестнадцать, – добавила я, пытаясь оправдаться. – Тогда это казалось мне романтичным.

– Нет. Кошмарам запрещено придумывать себе имена, – настаивает Роз. – Это право принадлежит их Снам.

Я вскидываю руку.

– Что?

– Он не мог назвать себя сам, – говорит Роз. – Ты ошибаешься.

– Это ты ошибаешься, – отрезаю я. – Он не был Кошмаром.

– Смело сказано для Сна, который снова и снова заявляет права на чужое, – огрызается Роз. – Если ты не научишься сдержанности прежде, чем встретишь своего Кошмара, ему придется убить всех, к кому ты себя привязала. Кошмары не способны делиться. Мы должны быть для своих Снов важнее всех на свете: на этом зиждется само наше существование.

Я изумленно смеюсь – недолго и так остро, что мне режет горло.

– Ты меня с кем-то перепутал. Я всего лишь бездарный медиум с юга.

– И медиумом, и Сном ты быть не можешь, – говорит Роз. – И все же ты та, кто ты есть. – Он всматривается в меня так внимательно, что мне приходится сложить руки на коленях, чтобы перестать беспокойно ими вертеть. – Ты зря тратишь силы на бессмысленные возражения. Кошмары всегда могут распознать Снов, как не может никто другой. Это необходимо, чтобы сохранить вам жизнь, пока вы не нашли свою вторую половину.

– Нет, – настаиваю я. – Я даже не знаю, что вообще такое Сон.

– Но как ты можешь не знать? – рявкает Роз. Я уже хочу гаркнуть что-нибудь в ответ, но вдруг понимаю, что злится он не на меня. Роз продолжает, распаляясь все больше: – Он подверг тебя угрозе. Как и всех нас. Почему он до сих пор… – Он отмахивается и замолкает, но я вижу, как он зол: губы у него сердито поджаты, плечи напряжены.

Бетти сказала, что Нотт – его господин, но злые слова «Я его убью» были не вспышкой сиюминутной злости. Роз определенно питает к моему не-слишком-то-и-покойному мужу глубинную, ядовитую ненависть. Четыре глубоких вдоха – и, не без труда успокоившись, Роз говорит:

– Расскажи мне все, что знаешь, и будем отталкиваться от этого.

– Да ничего, – отвечаю я. – Я не знала, что твой вид вообще существует на свете, пока мы не нашли тебя в подвале. Фалькор назвал тебя Кошмаром, но ничего не объяснил. Бетти, видимо, считает тебя великим спасителем, но, насколько я знаю, вампиры сражаются с Хранителями за власть над вратами. Похоже, вы с вампирами союзники, но я не знаю, зачем тебе врата. Может, чтобы их уничтожить, – если судить по успехам Адама.

– Не смей, – тихо и холодно цедит Роз, – судить о нас по его деяниям.

– Тогда, может, по деяниям Фараона? – парирую я. – Он убил моих посетителей и собрата Фалькора безо всякой на то причины.

– Причина была, – возражает Роз, будто сам там был и все видел. – С людьми Фараон не враждует.

Я лихорадочно размышляю над ответом и тут вспоминаю, что именно рассердило Фараона. Он и так весь разговор был на грани, но совсем с катушек слетел, когда я упомянула Роза.

– Просто из любопытства интересуюсь: когда ты говоришь, что другим людям не позволено давать имена Кошмарам, это потому, что подобное просто невежливо, или же за этим кроется что-то еще? Ты без конца намекаешь, что здесь все несколько сложнее.

– Нет, – выдыхает Роз, и в его голосе слышится скорее ужас, чем гнев. – Только не говори, что назвала меня так при нем.

– Значит, все-таки кроется, – заключаю я.

Роз закрывает ладонями глаза и опять стонет что-то на чужом языке. Я даже представления не имею, на каком. Фараон говорил на испанском, но это что-то другое, и точно не китайский, который мне изредка доводилось слышать в Огасте. Я размышляю, не спросить ли об этом, но прикусываю язык и жду нормальных объяснений.

Роз впивается ногтями себе в лоб, да так, что костяшки белеют, медленно делает вдох, успокаиваясь, и опускает руки на колени.

– Начнем с начала. Ты слишком опасна, когда ничего не знаешь.

– Я тут не виновата, – замечаю я.

Роз не обращает внимания на мои слова, но я замолкаю, потому что он начинает рассказ:

– Существа, которых ты ошибочно называешь Хранителями, не были стражами врат с самого начала. Лиманцзичи лишь беженцы из другого измерения Земли – всего таких измерений девять, – стервятники, которых необходимо истребить. Они питаются жизненной силой измерений, обгладывают их до костей и отправляются на следующую Землю, чтобы повторить все снова. Мы пока не знаем, сколько миров они уже разрушили, но знаем, что будет, если не спасем от них этот.