Елизавета. Золотой век Англии - [76]

.

Как только Саутвелл был схвачен, ликующий Топклифф поспешил разделить свой триумф с Елизаветой. Его письмо, которое в конечном итоге оказалось среди бумаг Бёрли, содержало исчерпывающее описание произошедшего. По признанию Топклиффа, его добыча была заперта в том самом «надежном месте» в его доме и прикована к стене кандалами. С огромным удовольствием, по его собственным словам, Топклифф прикладывал к своему посланию первые показания Саутвелла, полученные им в ходе допроса, которые, впрочем, казались Топклиффу «оскорбительными и подозрительными». В стремлении довести свое расследование до конца Топклифф просил королеву позволить ему «принудить» пленника «отвечать искренно и прямо». Смиренно испросив у Елизаветы дозволения «поделиться с Вашим Величеством своим скромным мнением», к изложению коего его «обязывал долг», Топклифф сообщил, что к пыткам следует приступить незамедлительно:

Ежели его, как делают обычно в тюрьмах, прикуют к стене или у стены в положении, в котором он мог бы оставаться долгое время, не испытывая при этом боли, сие послужит лишь предупреждением ему. Но ежели Вы, Ваше Величество, желаете знать все, что скрывает он в своем сердце, его надлежит приковать к стене таким образом, чтобы ноги его касались пола, а руки были подняты так высоко, как только он сумеет дотянуться, будто у танцора тренчмора [английский народный танец с быстрыми и энергичными движениями]. Это заставит его раскрыть всю правду, ничего не утаив.

Для заковывания пленника Топклифф особо рекомендовал использовать «ручные кандалы», или металлические рукавицы. Объяснялось это тем, что ему было необходимо получить ответы как можно скорее, ведь в противном случае сообщники Саутвелла, «прямо причастные к его вероломным деяниям», могут успеть скрыться[605].

Ответ королевы на это письмо прозвучал в ходе приватной беседы с Топклиффом во дворце и не был зафиксирован письменно. Однако доподлинно известно, что всего через несколько дней после этого Топклифф начал пытать Саутвелла именно тем способом, который рекомендовал использовать ранее, не имея при этом на руках требуемого в таких случаях законом письменного разрешения ни от Бёрли, ни от кого-либо из его соратников. Эти леденящие кровь подробности прямо указывают на то, что королева полностью осознавала, что именно Топклифф планирует сделать, и лично дала свое согласие на это, ведь пойти наперекор ее прямому запрету Топклифф никогда бы не осмелился. Елизавета же, в свою очередь, никогда не отличалась особой щепетильностью: так, например, во время расследования заговора Ридольфи королева отдала двоим людям Бёрли письменный приказ пытать на дыбе всех подозреваемых, «покуда те недвусмысленно не сознаются в содеянном или же так долго, как вы сочтете необходимым»[606].

Заслуживают упоминания и некоторые другие любопытные факты. Прежде всего отметим, что мать Саутвелла Бриджет, в девичестве Копли, состояла с королевой в кровном родстве — она была троюродной сестрой отца Анны Болейн. Говорили также, что к 1583 году Бриджет «провела на службе у королевы уже почти четыре десятка лет», хотя, какие именно обязанности она выполняла, нам неизвестно[607]. В период правления Марии Тюдор брат Бриджет Томас, ревностный протестант, храбро отстаивал права Елизаветы на трон в палате общин, за что был арестован[608]. Однако несколькими годами позже, когда Елизавета уже взошла на престол, Томас женился на девушке из семьи католиков и сам перешел в католичество. К тому времени, как Роберт Саутвелл оказался в руках у Топклиффа, его дядя был уже мертв, но предательство его забыто не было. Томас много лет провел в изгнании в Руане, откуда неоднократно выступал с нападками на королеву в печати[609].

Могла ли Елизавета, презрев свою обычную преданность членам своего семейства, обойтись с Саутвеллом именно так и не иначе по причинам личного характера? Быть может, она видела в нем не просто очередного ненавистного ей иезуита, но человека, чей дядя, как она полагала, предал лично ее, а потому и стремилась обречь его на самое жестокое наказание, какое только возможно?

Способ пытки, который предпочитал Топклифф и который он описал в письме королеве, был куда более болезненным, чем обычная пытка на дыбе. Он оставлял своих жертв висеть растянутыми и прикованными к стене металлическими кандалами на долгие часы, до тех пор, пока те не оказывались на грани смерти. Затем он снимал их и приводил в чувство, а после этого подвешивал вновь. Пытка была настолько мучительной, что практически каждый из его пленников в какой-то момент переживал обширное кровоизлияние вследствие разрыва крупных кровеносных сосудов. На суде Саутвелл сообщил, что ему самому пришлось пройти через это не менее десяти раз; по его словам, терзания его были настолько невыносимы, что он предпочел бы, чтобы его казнили десять раз подряд[610].

На месяц Саутвелл был заточен в Гейтхаус, где его намеренно бросили в камеру для бедняков. Условия в ней были кошмарны — камера была ужасающе грязной, и вскоре Саутвелл заразился вшами. Его друзья яростно протестовали против такого решения и направляли королеве одну жалобу за другой, и в результате она перевела заключенного в одну из наиболее мрачных камер Тауэра, где он провел в одиночном заключении более двух с половиной лет