Елизавета Федоровна - [25]

Но вот все церемонии завершились, и молодожёны уехали в Москву. На Эллу она произвела ошеломляющее впечатление. Первопрестольная оказалась не похожей ни на что из виденного раньше. Средневековые крепостные стены, башни, хаотичная застройка, перемешавшая дворцы, монастыри, современные доходные дома, трактиры и магазины. И невероятное количество церквей. Непривычного вида, но очень притягательных. «Этот город такой красивый и чудесный, — сообщала Елизавета бабушке-королеве, — что я горю желанием зарисовать разные замечательные храмы. Но, конечно, для этого нет времени. Я должна сделать несколько фотографий, и когда я увижу Вас, я смогу их Вам объяснить».

То, что Москва — истинно русский город, национальный и духовный центр или сердце России, понималось без лишних слов. Точно так же Елизавета почувствовала всю сакральность и все значение для русских людей Троице-Сергиевой лавры, куда приехала с супругом, желавшим возблагодарить своего небесного покровителя. Ещё ранее заметив, как он преображается во время молитвы и с каким благоговением прикладывается к образам, она, пусть пока и не принадлежа к его Церкви, не могла оставаться безучастной. К тому же вокруг молились сотни людей, иногда становящихся на колени. Выход из положения Елизавета нашла быстро. Чтобы не задевать чувства богомольцев, она стала делать перед иконами глубокие реверансы. Вслед за мужем Великая княгиня прикладывалась к кресту и даже целовала руку священнику, что не практиковалось в её конфессии.

Остаток медового месяца молодожёны провели в подмосковном Ильинском, доставшемся Сергею по наследству от матери. «Здесь так хорошо, что трудно описать, — признался он в письме другу, — а главное — быть с дорогой женой далеко от всех отвратительных дрязг придворной жизни». Элла нашла усадьбу восхитительной. Отдохнув на природе после всего недавно пережитого, Великая княгиня сосредоточилась на будущем. «Пусть Господь покажет мне путь, — написала она здесь королеве Виктории, — как всегда делать хорошее тем, кого я люблю, и как держаться правильного пути, и чтобы быть такой хорошей и простой, какой Вы и мама желали бы».

* * *

Как уже говорилось, в Петербурге чета поселилась в Сергиевском дворце, ранее носившем имя своих прежних хозяев — князей Белосельских-Белозерских (так же его именуют и сегодняшние путеводители). Рядом располагалось старинное Троице-Сергиево подворье, что было очень важно для Великого князя, а священники подворья приглашались им служить в его собственную домовую церковь Рождества Христова. Оформленная по желанию владельца в русском стиле, она была заново освящена в год его новоселья. Большое значение имела и близость к Аничкову дворцу (напротив, на другом берегу Фонтанки), где нередко жила Императорская семья. Другим фасадом дом выходил на Невский проспект, а угол здания смотрел на Аничков мост со знаменитыми конями К. Клодта. Что и говорить, дивное место!

Внутренние помещения были со вкусом выдержаны в стилях барокко и рококо. На площадке парадной лестницы (с монограммами Сергея Александровича на перилах) огромное изящное зеркало предлагало посетителю поправить туалет. Если приезжий попадал в столовую, то не мог не прийти в восторг от её вида. Залитая светом, с ореховым потолком и инкрустированными ценной древесиной филёнками, она отличалась уютом, а мозаичные панно — натюрморты придавали ей особенный шарм. В верхней части камина помещалось распятие.

Приглашённому в главный зал приходилось подняться в бельэтаж. В фойе его внимание сразу привлекали русские портреты XVIII века и картины итальянских художников. В самом же зале между арками и кариатидами размещалось множество больших зеркал, создающих причудливую игру света, особенно во время проводимых здесь балов. «Думаю, Её Высочество достойна того, чтобы быть отражённой миллионы раз», — заметил хозяин в ответ на похвалу интерьера. Зеркала были и почти во всех апартаментах. В Белой гостиной они отличались самым пышным обрамлением, и здесь же, на боковых стенах, присутствовал другой знак внимания к хозяйке дома — портреты её родителей, привезённые из Дармштадта.

Покои Великой княгини в стиле рококо напоминали гостиные загородных императорских дворцов. Наиболее торжественно смотрелась Малиновая зала с огромным угловым окном. Приёмная Елизаветы выглядела скромнее — главными украшениями комнаты были позолоченная бронзовая люстра с фигурками ангелов и панно «Праздник Венеры» над камином. Живопись наполняла и кабинет Великой княгини, сильно отличавшийся от остальных помещений. Никакой парадности, никакого блеска, никаких причуд. На первый взгляд он даже удивлял какой-то хаотичностью, но при более внимательном рассмотрении в нём угадывался так называемый английский стиль, давно привычный и комфортный для Елизаветы. Глубокие мягкие кресла и диваны с обивкой разных цветов и рисунков, тяжёлые портьеры, раскидистая пальма возле окна, ширмы, разные безделушки на письменном столе — всё это при очевидной тесноте создавало неповторимый уют, в убранстве чувствовалось нечто домашнее и глубоко личное.

Задержимся здесь чуть подольше, ибо в деталях такого уголка можно порой увидеть то, что расскажет о его обитателях гораздо больше, чем всевозможные документы. Судя по всему, Элла ещё во многом была привязана к старому окружению: викторианский дух чувствуется в обстановке, не давая полностью расстаться с минувшим. И вместе с тем элементы новой жизни постепенно проникали в её мир, а собственное прошлое всё теснее переплеталось с тем, что было памятно и дорого для «милого Сержа». Вот и наглядное подтверждение. На стене кабинета, среди прочих картин, выделяется одна, явно имеющая особое значение, ибо только к ней подведён кронштейн с лампой для вечерней подсветки. В чём же её ценность? Может быть, это шедевр прославленного живописца с мировым именем? Или удачно приобретённое полотно модного художника, за которым гоняются заказчики?