Элиза Хеммильтон. Происшествие в Ист-Энде - [25]

Если кто и мог носить подобное, то только она. Ей было слегка за тридцать, но никому и в голову не пришло бы назвать ее старой девой. Она не собиралась выходить замуж, не позволяла ни одному мужчине собой командовать и не намеревалась носить приглушенные цвета, как это было заведено в светском обществе.

Она была абсолютно свободной женщиной, насколько это, конечно, возможно, и я восхищалась ею за это. Может, она обладала и не самым чутким характером, но, без сомнения, привлекала окружающих своей особой манерой общения. Она стремилась быть услышанной и утвердиться в мире, где правили мужчины. Это делало ее прекрасным образцом для подражания.

Я знаю, что никогда не стану такой, как она, мы расходимся во мнениях по многим вопросам. Ее путь – образование, а я хочу связать дальнейшую жизнь с политикой.

Но если мне в ближайшем будущем удастся побороться за права женщин так, как это делает она, для меня это будет лучшей наградой.

Улыбка исчезла с лица мисс Брэндон-Уэлдерсон, когда она заметила меня у окна. Она строго поджала губы, однако во взгляде уже не читалось холодности, как два дня назад.

Она сердилась на меня. И имела на это полное право. По крайней мере, с ее точки зрения.

Сначала я подумала, что причиной этому было мое слишком позднее возвращение домой. Когда полицейские зафиксировали все факты и пообещали нам с Джейми разобраться в этом деле, обратно до Парк-стрит я добиралась в кэбе.

Мисс Брэндон-Уэлдерсон, конечно, очень рассердилась. Однако после ее гневной обличительной проповеди, в процессе которой ее глаза покраснели, а волосы растрепались, я поняла, что злится она вовсе не поэтому.

Оказывается, когда я с Джейми поехала в Ист-Энд, в особняк в Вест-Энде прибыл посыльный от мистера Рида, который передал мисс Брэндон-Уэлдерсон небольшую коробку. В ней лежала пара моих ржаво-красных перчаток из козьей шерсти и записка от заведующего библиотекой, в которой он написал все, что обо мне думает, и требовал, чтобы я у него больше не появлялась. Я, похоже, обронила их во время нашей стычки.

Ух, как же подло было с его стороны послать перчатки моей покровительнице![9]

Это из-за него я сейчас была вынуждена читать очередное пособие о хороших манерах, из-за него на меня поглядывали с неодобрением, если не сказать – с осуждением.

Я бы, конечно, признала, что сама была во всем виновата, вела себя как разъяренная фурия. Но, во-первых, мистер Рид заслуживал моего праведного гнева, а во-вторых, мисс Брэндон-Уэлдерсон, по сути, рассердилась лишь потому, что сама была тайно влюблена в библиотекаря.

Теперь-то я могу откровенно сказать, что все в итоге сложилось как нельзя лучше. Однако об этом чуть позже.

Я продолжала притворяться, что прилежно читаю. Мисс Брэндон-Уэлдерсон многозначительно молчала, показывая, как она разочарована во мне.

По крайней мере, она больше не уговаривала меня пойти с ней на рождественский бал Винтерглоу, который должен был состояться через неделю.

Несмотря на то, что обычно я ходила на все светские мероприятия, конкретно балы не любила. Прошлогодний рождественский бал обернулся абсолютной катастрофой. И в этом году организаторы тоже настаивали на том, чтобы я явилась в сопровождении кавалера. И с кем же я, по их мнению, должна идти на этот бал?

Однако я чувствовала, что атмосфера становилась все более гнетущей, и уже собиралась прервать молчание, но тут в комнате в очередной раз появилась Сисси, и это, несомненно, спасло меня от позора, потому что я наверняка выдала бы какую-нибудь глупость.

– Тысячи извинений, леди, – едва сумев перевести дыхание, выпалила Сисси и оперлась на дверной косяк. – Пришел офицер полиции. Он желает поговорить с мисс Хеммильтон, – ее голос звенел от волнения, и она испуганно переводила взгляд с меня на мисс Брэндон-Уэлдерсон и обратно.

Я тоже не на шутку испугалась, когда до меня дошел смысл этих слов, и постаралась не думать о том, что подумает обо мне мисс Брэндон-Уэлдерсон, если меня вдруг арестуют. Ведь тогда и с политической карьерой, которая еще даже не началась, можно заранее попрощаться.

Тут же распахнулась дверь из соседней комнаты.

– Что она успела натворить? – зарычал Клиффертон, влетая в комнату, словно собираясь объявить, что он всегда знал, что эта Элиза, девчонка из сточной канавы, окажется преступницей.

Этот человек просто ненормальный!

Я уже хотела возмущенно открыть рот, как меня внезапно опередила мисс Брэндон-Уэлдерсон.

– Это злонамеренное обвинение, мой дорогой, не забывайтесь, пожалуйста, – процедила она отнюдь недружелюбно, в частности – обращение «мой дорогой».

Это неожиданное заступничество меня немного успокоило и дало время собраться с мыслями. Почему, собственно, со мной хочет поговорить полицейский? Возможно, это было связано с инцидентом в мастерской Джейми Леннокса.

Я отложила в сторону ненавистную книгу, поднялась с мягкой скамьи и поправила свое простое послеобеденное платье.

– И где же он? – спросила я Сисси, и она молча указала на вестибюль. Разумеется, в такую погоду нельзя было заставлять офицера столичной полиции ждать за дверью.

Я глубоко вдохнула и, стараясь не встречаться взглядом с Клиффертоном, направилась к двери.