Эликсир для избранных - [7]

— Да-да, — послышался мамин голос.

Я открыл дверь и вошел. Компьютер был выключен, мама сидела в кресле и вязала. У нее за спиной, на тумбочке, стоял старый радиоприемник, какая-то станция передавала джаз.

— Привет, ма!

— Здравствуй, сыночек, — сказала мама, откладывая вязание. — Как ты?

— Спасибо, хорошо, — ответил я, усаживаясь в другое кресло, стоявшее ближе к двери. — Как ты себя чувствуешь?

— Тьфу-тьфу, нормально.

— Я вообще-то к тебе по делу.

— Слушаю тебя.

— Ко мне сегодня приходил человек по имени Адель Гарипович.

— Кто это?

— Довольно странный молодой мальчик.

— И что же ему было от тебя нужно?

— Он предложил мне написать статью о прадеде.

— Вот как? — Мама снова взялась за вязание. — Он говорил с тобой о Павле Алексеевиче?

— Да.

— А откуда он, этот… Адель Гарипович?

— Понятия не имею. Он просто пришел. Гонец судьбы.

— Ты напишешь? Твой прадедушка был крупным ученым…

Я посмотрел в окно и увидел, как ветер раскачивает ветви огромного дуба, росшего на заднем дворе. Раньше его верхушка едва доходила до нашего подоконника, а теперь он вымахал выше шестого этажа…

— Ты меня слушаешь? — спросила мама.

— Да-да… Крупный ученый…

— Так ты напишешь? В конце концов, нас не так часто просят написать о нем…

— Если я откажусь, то ты на меня обидишься?

— Вот еще! — фыркнула мама. — Чего мне обижаться? Я все понимаю, ты занят…

— Дело не во времени. Главная проблема в другом — я толком не знаю, чем занимался прадед.

— Вот и узнаешь, — назидательно сказала мама. — Я всегда мечтала, что ты пойдешь по его стопам, станешь ученым, продолжишь дело.

— Я знаю, мама. Ты мне это уже много раз говорила… Хорошо, я попробую… Не в смысле пойти по стопам, это уже поздновато делать, а сочинить что-то связное. Но чувствую, мне придется очень постараться, чтобы не вызвать хохота научного сообщества. Нужно хотя бы в общих чертах понять, чего же такого прадед натворил. Ты говорила, что после него остались какие-то бумаги…

— Архив, — важно произнесла мама.

— Хотелось бы взглянуть.

— Он на антресолях.

— Над кухней?

— Нет, над ванной.

— Давай я достану.

— Что ты! Куда ты полезешь в костюме?

— Ну, пиджак-то я сниму…

— Не надо! Там пыльно. А главное — я не помню точно, где все лежит… В каком-то из чемоданов, но надо искать. Витька вернется, достанет, а потом тебе привезет.

— Ладно. Просто я сейчас на машине…

— Ничего. Один-два дня ничего не решают. Завтра у Вити лекций в институте нет, вот он и займется.

— Ма, а ты сама прадедовы труды не пыталась читать? — поинтересовался я.

— Пыталась как-то, только не поняла ничего, — рассмеялась мама.

— Ладно, ты не расстраивайся, разберемся, — улыбнулся я в ответ. — Я пойду, пожалуй.

Я встал и чмокнул маму в щеку. От ее кожи исходил слабый запах духов и лекарств.

— Ну, вот, ты уже уходишь, — огорчилась мама, — а я что-то хотела тебя спросить…

— Что?

— Вылетело из головы.

— Ну, вспомнишь — позвони.

Я направился было к двери, но остановился и обернулся:

— Слушай, ма, а ты помнишь, как рассказывала про яды?

— Какие еще яды? — удивленно вскинула брови мама.

— Ну, про то, что у нас на антресолях хранились какие-то вещества, какие-то сильнодействующие яды. Якобы остались от прадеда.

— Нет, не помню, — помотала головой мама.

— Не может быть! Ты об этом сто раз говорила. Это — одно из семейных преданий. И мне от этих твоих рассказов было немного не по себе. Ведь у нас в доме никогда не хранили оружия или еще чего-то… смертельно опасного. Кроме этого яда.

— Нет, не помню…

— Очень странно. Неужели не помнишь?

— Лешенька, память… она такая… сложная вещь, что-то забываешь, что-то помнишь не совсем так, как это было, — примирительно сказала мама. — Может быть, ты что-то читал… и это у тебя как-то связалось…

— Ладно, следствие зашло в тупик, — усмехнулся я. — Здесь я, как в кино, должен оставить тебе визитную карточку и попросить позвонить мне, если что-нибудь вспомнишь.

— Непременно, детектив.

Я вернулся в прихожую и стал одеваться. Катька вышла меня проводить.

— Ну, как поговорили?

— Поговорили.

— Будешь писать?

— Куда ж я денусь? С архивом, правда, заминка. Он, оказывается, на чердаке…

— Да, мы его туда закинули.

— Мама предлагает задействовать Витьку для его извлечения. Если ты не против…

— Почему я должна быть против?

— Ну, ты его всегда так опекаешь. Вдруг бедный мальчик упадет…

— Не изображай меня сумасшедшей мамашей! — строго сказала Катерина.

— Хорошо, не буду! Просто я помню, как однажды Витя вешал шторы у себя в комнате…

— Так, ты что, издеваться надо мной пришел, да?

— Я над тобой не издеваюсь, разве что подтруниваю слегка.

— Подтрунивает он! На вот, возьми лучше котлеты, я тут жарила. И проваливай!

И она сунула мне в руки пластиковый контейнер, от которого аппетитно пахло свежезажаренными котлетами.

— Проваливаю! — я поцеловал Катю в щеку. — Витьке привет! Жду его с архивом.

— Хорошо, я ему передам.

Москва, наши дни

На следующее утро мне позвонила Марина Любомирская. Вдова моего давнего приятеля и коллеги Славы Любомирского, погибшего за год до этого при не вполне ясных обстоятельствах.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — ответил я. — Как ты?

— Нормально… Как там у вас дела, в журнале?