Элианна, подарок бога - [32]

Она посмотрела на меня так внимательно, как никогда до этого.

— Слушайте, это же замечательная идея! Мы забросим в СССР сотню аудиокассет, а люди растиражируют их там, как песни Высоцкого! И никакое КГБ это не остановит! Пишите адрес: Mr. Alexander Solzhenitsin, Vermont, USA.

— И все?

— Все.

— Но выглядит, как «Москва, Кремль, товарищу Сталину», — сказал я.

— Не беспокойтесь, дойдет, — заверила Людмила. — В Вермонте на почте знают, куда доставить.

— Спасибо. А могу я поговорить с солдатами, которых вы привезли из Афгана?

— К сожалению, вы опоздали. Они разъехались по фермам и ранчо в Огайо и Колорадо. Они же все колхозники и могут там хорошо заработать. А вас не интересует Эдуард Кузнецов?

— Еще как интересует! — воскликнул я. — Он здесь?

— Вчера прилетел из Израиля. Будет у меня через пару минут.

Через час я сидел со своим героем и кумиром на скамейке Таймс-сквера и мирно беседовал о знаменитом «самолетном деле», с которого «есть пошла» вся наша эмиграция. Кузнецов оказался моим ровесником и моего роста, но крепкоплечим и с жесткими ладонями шахтера или молотобойца. Оно и немудрено — из своих неполных сорока лет девять он провел в лагере строгого режима. А до этого был вообще приговорен к смертной казни, и только вмешательство Ричарда Никсона и чуть ли не всех остальных лидеров западных стран заставило Брежнева заменить ему «вышку» на пятнадцать лет лагерей. Но всю «пятнашку» он не отсидел — в прошлом году его и остальных зачинщиков «самолетного дела» обменяли на советских шпионов, арестованных в США.

— Вообще-то, Израиль был против нашего угона самолета. Питерская подпольная сионистская группа просила добро на эту операцию, а он отказал. Ну, а когда такая широкая огласка — Питер, Израиль, — я был уверен, что нас возьмут еще до того, как мы зайдем в самолет, — сказал мне Эдуард, куря по-лагерному — в кулак. — Но на то и был мой расчет — угоним самолет, не угоним, а гвалт поднимется на весь мир! И Кремль должен будет что-то решать…

— Хотите поехать на Брайтон?

— Нет. Зачем?

— Мне очень хочется увидеть — узнают вас на Брайтоне или не узнают? Все-таки это вы пробили железный занавес и открыли нам всем дорогу.

— Перестаньте! Никто меня там не узнает, и слава богу! И, вообще, я это делал ради нашей эмиграции в Израиль, а не в Америку.

— А как вы там себя чувствуете?

— В каком смысле?

— Ну, вот Моисей вывел нас из Египта и довел до Израиля, но в Израиль Господь его не пустил. А вас пустил. И как вам там? Нравится?

— Слушайте, при чем тут Моисей? Вы какой-то махровый романтик.

— Это потому, что я трус. Я видел в Салехарде лагерь строгого режима. Не думаю, что я бы там выжил и месяц. А вы провели там девять лет ради того, чтобы я и все остальные могли тут гулять по Бродвею или в Израиле по Дизингоф. Кто же из нас романтик?

Он усмехнулся:

— Ладно, не будем считаться. А про Израиль… Когда в Союзе мы говорили «мне не нравится то или это», что мы слышали? «Не нравится? Езжай в свой Израи́ль!» Так?

— Точно! — удивился я. — Я стоял в Москве в очереди за сливами, а продавщица двадцать минут трепалась по телефону со своим хахалем. И очередь терпела, а я не выдержал и сказал: «Ну сколько можно?» И вдруг вся очередь повернулась ко мне и так и сказала: «Не нравится? Езжай в свой Израи́ль!»

— Вот видишь, — сказал Эдуард, переходя на «ты». — В Израиле мне многое не нравится, но это моя страна. Там мне такое никто не скажет.

Вернувшись в свою редакцию, я сел за стол и на красивом бланке компании WWCS напечатал на своей новенькой кулачковой пишущей машинке:

…

Mr. Alexander Solzhenitsin,

Vermont, USA

Многоуважаемый Александр Исаевич!

Рад Вам сообщить, что в ближайшее время в Нью-Йорке начнет свои передачи наша Первая независимая русская радиостанция. Готовясь к этому, мы силами талантливых молодых московских актеров, выпускников ГИТИСа и Щукинского театрального училища, сделали радиоспектакль по Вашему роману «Раковый корпус». Кассету с записью этого спектакля прилагаю и хочу поделиться с Вами следующей идеей.

Представьте себе, что с помощью Freedom House или других организаций мы забросим в СССР несколько сотен аудиокассет с записью Ваших «Ракового корпуса», «В круге первом», «Архипелага ГУЛАГ» и др. Ваших произведений. Я уверен, что они будут скопированы сотнями тысяч или даже миллионами людей и разлетятся по всей стране, как расходятся песни Высоцкого, Галича и Окуджавы. Это будет такой удар по советской власти — никакое КГБ не сможет остановить их распространение!

Прошу Вас послушать наш радиоспектакль по Вашей книге и сообщить мне Ваше отношение к моему предложению.

С глубоким уважением, Вадим Дворкин, главный редактор радиостанции WWCS.

Гордясь своей сокрушительной идеей и не сомневаясь в одобрении великого писателя, я отправил это письмо в Вермонт и засел за очередной репортаж для «Нового русского слова» об ударных темпах установки наших приемников — нужно было успокоить уже начинающих нервничать клиентов и заверить их в том, что наши передачи вот-вот начнутся.

А после обеда Эли со своим прекрасным английским и хваткой выпускницы бизнес-скул Колумбийского университета добилась приема у Эдварда Коча, лучшего мэра всех времен и народов. Оказалось, что пройти в мэрию Нью-Йорка проще пареной репы — единственный полицейский, стоявший у входа, сверил наши имена с журналом-расписанием визитов к Кочу и, даже не глянув на документы, отправил на второй этаж. После яркого уличного солнца кабинет мэра показался мне почти темным — тяжелые шторы закрывали высокие окна, старинная темная мебель и заставленные старыми книгами стенные шкафы отсылали к временам Линкольна и Вашингтона. Но Эдвард Коч, за спиной которого стоял американский флаг и висели его фотографии с Джоном Кеннеди и Джимми Картером, молодо встал нам навстречу: