Элианна, подарок бога - [34]

— Ты, fucking русский! — сказал один из них. — Ты кому это говоришь? Ты знаешь, кто такой дон Сильвио?

— Следующий проект! — усмехнулся второй. — Твой следующий проект имеет два метра в длину и полтора в глубину. Ты понял? Можешь начинать копать!

* * *

Дону Сильвио Маретти было пятьдесят четыре — самый, как он считал, правильный мужской период, сочетание житейской мудрости, опыта в крупном бизнесе и стойкости главного мужского достоинства. Став «крестным отцом» всего два года назад, в 1977-м, дон Сильвио тут же показал властям свой характер — подчиненный ему профсоюз мусорщиков устроил такую забастовку, что черные мешки с гниющим мусором четыре недели высились до второго и даже третьего этажа не только на Манхэттене, но и во всех остальных боро Нью-Йорка. Город задыхался от вони, а тут еще по приказу Сильвио прекратили работу члены профсоюза работников сабвея и водителей автобусов. Конечно, всех этих бастующих нужно было кормить из профсоюзных касс, а точнее, из «общака» мафиозного клана Сильвио. Зато Нью-Йорк действительно умер, его просто парализовало, крупные бизнесы стали спешно переселяться в Нью-Джерси, Коннектикут и даже в Северную Каролину. Стоя перед лицом неминуемого банкротства, городские власти и губернатор штата вымолили у Белого дома сорок два миллиона долларов и подняли зарплату мусорщикам до восемнадцати долларов в час, а работникам сабвея и шоферам автобусов — до шестнадцати. Это была такая победа, что еще три профсоюза сами прибежали под крутую руку Сильвио — Юнион торговцев мануфактурой Вест-энда, Юнион работников Северной электрической компании и Union of New York Construction Workers — нью-йоркских строительных рабочих. Теперь, в 1980-м, клану Сильвио Маретти принадлежал весь рыболовный флот Атлантического побережья США, вся переработка мусора Нью-Йорка и Филадельфии, все публичные дома в Манхэттене и в Бруклине, ну и еще кое-какие мелочи вроде туристических агентств, подпольных казино и производства порнофильмов.

Так что дон Сильвио вовсе не шутил, когда сказал Иосифу, что не любит, когда ему отказывают. Тем паче — кто? Какие-то паршивые русские эмигранты, которые только вчера приехали в США!

Впрочем, выслушав доклад «архитекторов» об отказе Иосифа, дон Сильвио даже не рассердился. Он как раз собрался порыбачить на своей новенькой семидесятифутовой яхте Valencia, которую на прошлой неделе пригнали ему из Белфаста в Саусхэмптон на Лонг-Айленде и не хотел портить себе настроение из-за какого-то мелкого русского идиота. Мудрость и страх управляют миром, и, значит, самое мудрое в этом случае — наказать этого дурака так, чтоб все русские поняли, кто в Нью-Йорке хозяин.

— Займись этим… — поднимаясь на яхту, небрежно сказал дон Сильвио своему консольеро Захрио Муччи.

— Тебе действительно нужен этот «Распутин»? — спросил Захрио.

Дон Сильвио посмотрел на него в недоумении — неужели Захрио подвергает сомнению его приказ?

— Я имею в виду — на чем там делать деньги? — поспешил объясниться Захрио. — Русские будут пить там водку и плясать «Семь сорок» — разве это бизнес?

— Сынок, ты не видел его жену, — усмехнулся дон Сильвио и кивнул капитану яхты. — Пошел! Отдай концы!

Зная характер дона, капитан тут же перевел рычаг на «Полный вперед». Valencia взревела на полную мощь своего четырехсильного двигателя и рванула от пирса так, что Захрио едва устоял на ногах.

Стоя на капитанском мостике, дон Сильвио оглянулся на удаляющийся Саусхэмптон. Там вдоль прибрежной Dune Road были его, дона Сильвио, угодья: причал с двумя яхтами — парусной и моторной, огромный и огражденный от оленей луг для выгула четырех арабских скакунов, а за лугом — конюшня, парники, виноградник, персиковый сад, гараж на двенадцать коллекционных машин начала двадцатого века, плавательный бассейн и двухэтажная вилла в колониальном стиле.

* * *

Я, честное слово, не знаю, каким образом через пару часов после отъезда «архитекторов» из «Распутина» весь Брайтон уже знал, что Йося Гусь отказал самому «тифлоновому» Сильвио Маретти! Ведь в то время еще не было не только мобильных телефонов, но даже пейджеров и факсов! И все-таки — «Ой, вейз мир! Он уже покойник! Он уже труп! Эти итальянцы его просто убьют!» — твердили и перекликались друг с другом брайтонские аптекарши, зеленщики, продавщицы фальшивой французской косметики, самопальной итальянской обуви, горячих пирожков с капустой, кассет с песнями Высоцкого и порнофильмов. Даже немой мясник Фима Кац с таким остервенением рубил очередную телячью тушу, словно уже сражался с бригадой итальянских гангстеров.

А еще через час эта новость достигла Манхэттена, точнее — редакции газеты «Новое русское слово», которая, разбогатев на рекламе бизнесов новой «русской волны», только что переехала из убогого помещения на 56-й улице в роскошный офис-билдинг рядом с Penn Station, на углу 8-й авеню и 34-й стрит.

И уже в четыре после полудня, когда пылающее солнце расплавленным серебром лежало на нежной ряби Гудзона и зыбким маревом парило над чистым асфальтом Белт-Парвея, по этому Парквею мчался на своей крошечной «тойоте-терсел» некто Алекс Кант (он же Арон Канторович) — тридцатипятилетний асс нью-йоркской криминальной журналистики. Правда, «терсел» был у него не очень кошерный, а собранный из пяти разбитых машин гениальными мастерами из Monya & Leo Dealership Inc., но зато стильные темные очки, мятый парусиновый пиджак, надетый на застиранную черную футболку Yankees, и, самое главное, разношенные мокасины на босу ногу свидетельствовали, что Алекс Кант принадлежит к пулу лучших криминальных журналистов, вхожих на судебные процессы даже во Дворец правосудия в Нижнем Манхэттене.