Ели халву, да горько во рту - [29]

– Меня зовут Анастасия Завьялова. Я приехала из Москвы с моим крёстным по приглашению доктора Жигамонта.

– Что?! Ещё одна московская выскочка?!

– Антон! Ты не можешь оскорблять нашу гостью! – подал голос высокий белокурый юноша.

– Вашу гостью! Чёрт с вами и вашими гостями! Хоть все здесь передохните, а я хочу жить! Я сегодня же уеду!

– Дядя, но как же похороны отца?!

– Хороните сами своих мертвецов! А я в могилу не спешу!

– Он прав! Прав! – раздался истерический вопль. На лестнице показалась едва стоящая на ногах женщина с больными, фосфорическим блеском сияющими глазами, судорожно мнущая в руке платок: – Я тоже уеду отсюда! Володичка, прикажи заложить коляску!

– Маменька, вы никуда не поедите! Вы нездоровы!

– Нет, я поеду… Антон, подожди меня…

– Ну, уж нет! К чёрту вас всех! К чёрту!

Женщина зарыдала и начала оседать на пол.

– Доктор Жигамонт! – вскрикнул Володя, испугавшись за мать. Стоявший позади неё высокий, сухопарый господин в тёмно-коричневом сюртуке успел подхватить её, и она бессильно уткнулась лицом в его плечо, захлёбываясь слезами.

– Воистину – кара Господня! – воскликнул, всплеснув руками, седовласый старик.

– Не впутывайте сюда Господа! Это дело рук человеческих! – глухо прорычал Антон Александрович. – Прощайте!

– Постойте-с, князь! Княгиня рассердится… – начал управляющий.

– Плевать на княгиню!

В этот момент на лестнице появилась Елизавета Борисовна. Она сурово окинула взором собравшихся и, топнув ногой о ступеньку, крикнула громовым голосом:

– Тихо!

В воцарившейся тишине, нарушаемой лишь судорожными всхлипами вдовы, Олицкая произнесла ледяным, не терпящим возражения тоном:

– Никто никуда отсюда не уедет! Никто не покинет этого дома до той поры, пока я не узнаю, что в нём происходит!

– Проклятье! – Антон Александрович с угрожающим видом стал надвигаться на княгиню. – Да кто вы такая, чтобы мне запрещать?! Я плевал на ваши запреты! Плевал! Тьфу!

– Ты никуда не уедешь отсюда. Я приказала закрыть ворота и никого не выпускать без моего разрешения.

– Да я убью вас, если вы станете мне препятствовать! – князь уже занёс было руку, но перед ним вырос белокурый юноша.

– Заклинаю тебя, Антон, опомнись! Побойся Бога! – прошептал он.

– Щенок! – зло бросил князь и, круто развернувшись, выбежал из дома.

Управляющий хотел последовать за ним, но княгиня остановила его:

– Оставьте его, Архип Никодимович. Пускай проветрится, ему полезно будет.

– Слушаюсь, Елизавета Борисовна. Ох-ох-ох, спаси Господи люди твоя…

– Какое право вы имеете распоряжаться нами?! – вдруг закричала женщина с фосфорическими глазами. – Здесь не ваши крепостные!

– Успокойся, Катя, – холодно отозвалась Олицкая. – Куда ты хочешь ехать? Тебе в постели лежать надо, ты горишь вся.

– А вы озаботились?! Вы?! Вы всегда меня ненавидели! И Владимира! И Антона! Вы не хозяйка в этом доме! Мой сын теперь хозяин! Володичка, скажи, что хозяин ты…

Володя подхватил мать на руки:

– Успокойтесь, маменька, успокойтесь…

– Отнесите её в комнату, – негромко сказал доктор Жигамонт. – И пусть кто-нибудь остаётся при ней и следит, чтобы она пила микстуры, которые я прописал.

Когда молодой князь унёс свою впавшую в бесчувствие мать, Елизавета Борисовна глубоко вздохнула:

– Ну, слава Богу, унялись… Если так будет продолжаться и дальше, то мне и в самом деле потребуются ваши услуги, дорогой доктор.

– Я всегда к вашим услугам, княгиня, – откликнулся Георгий Павлович.

– Ах, кель анюи!¹⁴ – сплеснул руками старик, подходя к Олицкой. – Всё это так ужасно. И так… позорно! Антон вёл себя возмутительно! Ещё мгновение, и он бы ударил тебя, ма шер! Се терибль!¹⁵ Он словно обезумел…

– Мне кажется, мы все скоро обезумеем здесь, дядя, – мрачно сказала Елизавета Борисовна. – Кстати, позвольте вам и всем присутствующим представить нашего дорогого гостя, Николая Степановича Немировского. Это друг доктора Жигамонта и мой. Прошу любить и жаловать.

Немировский учтиво поклонился, отметив про себя, что княгиня явно не пожелала сразу оглашать его должность, и, подыгрывая ей, произнёс:

– Я сожалею, что приехал в такое печальное время. Если бы я мог знать, то, разумеется, отменил свой визит.

– Ну, что вы, что вы! – отозвалась Елизавета Борисовна. – Гостям в этом доме рады даже в тяжёлые времена. И я настаиваю, чтобы вы остались.

Николай Степанович, заметил, как княгиня слегка прикрыла свои тёмные глаза, словно в знак согласия и одобрения, когда он заговорил.

– Я рад приветствовать вас, господин Немировский! – Георгий Павлович протянул следователю руку.

– Взаимно, доктор! Пётр Андреевич просил передавать вам поклон.

– Алексей Львович Каринский. Прошу вас бывать у меня, – слегка грассируя, сказал старик.

– Всенепременно, – кивнул Николай Степанович и, поманив к себе Асю, добавил: – Хотел бы также представить вам мою крестницу, но она, кажется, опередила меня.

Между тем, княгиня подозвала управляющего:

– Прикажите приготовить комнаты нашим гостям.

– Слушаюсь, ваше сиятельство. Не извольте беспокоиться.

– Николай Степанович, а скажите, вы на бильярде играете? – вдруг спросила Олицкая, повернувшись к Немировскому.

– И, смею сказать, недурно, – ответил следователь.