– Тот, кто написал это, пытался избавить тебя от страхов?
– Да, это была та ведьма. Мы виделись с ней тайком. Не знаю, в чём был её интерес, но я всегда знал: она не желает мне зла. Кстати, мастер Патрик тоже сразу меня заметил. Правда, его внимание привлекли сперва мои руки, а потом уже я сам.
– Больно было?
Бард потянулся, чтобы коснуться загадочных символов, но в последний миг отдёрнул руку. Чужое колдовство казалось завораживающим, но вместе с тем – опасным. От этой силы хотелось держаться подальше.
– Нет, терпимо…
Элмерик был уверен, что здоровяк храбрится и на самом деле резать знаки прямо по коже было жутко больно, но спорить, разумеется, не стал. Вместо это продолжил расспросы:
– А белый друид? Кто он? Наставники не говорили?
– Понятия не имею. – Орсон вздохнул. – Его я ещё не встретил.
– Эй, вы тут ещё не соскучились без меня? – В комнату ввалился Джеримэйн. В одной руке он держал кувшин с сидром, а другой тащил за собой упиравшуюся Розмари. – Смотрите, кого я привёл!
– Я ненадолго-то, – пробормотала девушка, перестав сопротивляться. – Извиняйте за хлопоты!
Похоже, Джерри даже не дал ей толком привести себя в порядок. Впервые на памяти Элмерика Роз не подвела глаза углём и не подкрасила губы ягодным соком. Её нечёсаные волосы прикрывал простой тканый платок. Веки набухли и покраснели от недавних слёз, а на щеках виднелись тёмные потёки.
Джеримэйн протянул ей свой платок.
– Нечего там одной сидеть и реветь в темноте! С нами повеселее будет. Правильно я говорю, ребята?
– Конечно, – поддержал Орсон. – Зря ты оправдываешься, Роз. Мы тебе всегда рады.
Девушка бросила тревожный взгляд на Элмерика. Бард спохватился и тоже закивал:
– Да-да, очень рады! Присаживайся. Джерри прав: нам надо держаться друг за друга в такое время.
Сидр оказался тёплым и пряным. Хмель быстро ударил в голову, принося временное облегчение. За окном уже светало. Элмерик старался не думать, что принесёт наступающий день. Может быть, утешение, а может, – новые напасти – никогда не угадаешь заранее.
Но что бы ни уготовила судьба четверым Соколятам, это была их жизнь, и каждый её миг дорогого стоил – в этом бард был уверен.
