Елена Феррари - [125]
Что означает вся эта запутанная, но смертельно опасная бюрократия на практике? Чекист-оперативник и следователь, ведущий дело, как правило, был один и тот же человек, но самих дел на арестованного могло быть несколько. Причем до наших дней дошли только дела следственные. Остальные, судя по всему, были уничтожены в период между смертью Сталина и началом первой волны реабилитации — в 1954–1956 годах. Мы имеем доступ к следственным делам, к тем, в которые подшивались итоговые материалы этих, с позволения сказать, «следствий». Отсюда и чудовищные, у иных — до нескольких месяцев — временны́е лакуны между протоколами допросов. Они не означают, что допросы не проводились — проводились, но не допросы, а пытки, и в следственные дела подшивались лишь протоколы финальных показаний. Да и с последними очень часто далеко не все ясно.
Невозможно объяснить, какие страшные тайны разведок хранят документы почти столетней давности, но многие из них и поныне засекречены. В следственном деле Елены Феррари запечатаны в конверты десятки страниц. Что в них? Нам это неизвестно. Можно только догадываться по опубликованным косвенным данным. Дочь бывшего анархиста, ставшего резидентом военной разведки в Шанхае Александра Петровича (Израиля Хайкелевича) Улановского, Майя Улановская в годы эмиграции вспомнила такой эпизод: «…сотрудница Управления Люся Феррари дала на отца показания, будто он завербован австрийской разведкой. Н. Л. (знакомый Улановской, сотрудник НКВД. — А. К.) пришел в кабинет к ее следователю и повел допрос таким образом, что Люся отказалась от своих показаний»[360]. И вне зависимости от того, было что-то сказано Еленой Феррари в адрес своих коллег-разведчиков, в будущем сам факт знакомства с ней, то есть, по сути, факт самого ее существования становился строкой обвинения. Так было с разведчиком в Японии Дмитрием Дмитриевичем Киселевым (Моцным): «Давал рекомендацию для вступления в члены ВКП(б) арестованной органами НКВД Феррари»[361]. Но Киселеву-Моцному еще невероятно повезло: его потом просто уволили из армии, и он благополучно дожил до 1962 года. В случае, например, с чекисткой Верой Яковлевной Сыркиной фамилия нашей героини — уже расстрелянной — фигурирует в новом расстрельном приговоре: «В течение ряда лет состояла в близкой связи с врагами народа: Уманским П. В., Феррари Е. К., Чапским-Шустером, Ильк Б. К., Шпигельглазом, Кариным Ф. Я., Томчиным Ю. Я. (осуждены к ВМН)…»[362]/.То, что факт знакомства со многими людьми становится чреват приговором, многие осознали с началом 1937 года. Отец Георгия Голубовского Григорий Виссарионович был еще жив и, несмотря на преклонный возраст (а может быть, наоборот, благодаря ему), видел действительность яснее любых разведчиков. Летом он настоял на том, чтобы его сын развелся с женой. Георгий успел — его арестовали только 2 февраля 1938 года по обвинению в «латышском заговоре» — начальник его отдела на заводе, на беду себе и коллегам, оказался латышом[363], но семья не пострадала.
Показания на него подписала и его Люся. 6 января 1938 года на допросе она «показала»:
«…ГОЛУБОВСКИЙ, будучи до 1917 года в Америке, примыкал к анархо-синдикалистам… В последующем ГОЛУБОВСКИЙ не только не порывал связи с анархистами, но, продолжая общаться с ними, укреплял свои антисоветские взгляды. До 1927 года высказывал упорное желание выехать из СССР».
Елена Константиновна «созналась» в том, что ее первый муж Георгий получал через второго — Карла Петермайера деньги в иностранной валюте, был недоволен политикой партии и правительства в области индустриализации, отказывался «благодарить за счастливую жизнь товарища СТАЛИНА» и даже заявил, что советская милиция берет взятки. Семейная встреча Люси и Жоржа летом, когда она водила Лену Голубовскую в зоопарк, теперь истолковывалась следователем как важное свидетельское показание:
«В 1937 году, летом, у меня в квартире ГОЛУБОВСКИЙ заявил: „Если генеральная линия партии победна и признана как правильная, так почему же боятся опубликовать и давать возможность читать труды Троцкого? Значит, не все благополучно“»[364].
5 апреля 1938 года Георгия Голубовского расстреляли на Бутовском полигоне.
После его реабилитации в 1956 году дочери Елене выдали Справку о смерти, в которой, в соответствии с регламентом, разработанным по указанию тогдашнего председателя КГБ при Совете министров СССР И. А. Серова № 108сс от 18 августа 1955 года[365], было указано, что ее отец скончался в 1942 году от общего заражения крови. Только в мае 1994 года в семье появилась новая справка с официально иной причиной: расстрел.
4 февраля 1938 года следователь вынес постановление о продлении сроков следствия:
«ФЕРРАРИ Е. К., будучи арестована 4 отделом ГУГБ НКВД, показаний о своей причастности к шпионско-террористической троцкистской организации не дала (курсив мой. — А. К.), но изобличается показаниями арестованных XI отделом ГУГБ НКВД агентом французской разведки ТАБАЧНИКОМ и шпионом троцкистом ПАЛЕВСКИМ…»
