Елена Блаватская - [23]

Блаватская тяготилась размеренным, строго регламентированным бытом свиты княгини Багратион-Мухранской. Вокруг богатой княгини суетилось много посторонних людей. Она играла роль младшей фрейлины при большом, но достаточно амбициозном и шумном дворе.

Весной 1851 года княгиня, а с ней и Блаватская из Парижа переехали в Лондон и остановились в отеле «Миварт» (в настоящее время отель «Клеридж») напротив Гайд-парка. Там, окруженная скучными людьми, Елена Петрована не знала, чем себя занять, и по целым дням не раскрывала рта. Она довольствовалась общением с княгиней, которая была набожна, держала ее взаперти и заставляла читать вслух Библию и Четьи-Минеи. Этих книг Блаватская не понимала или не хотела понять — какая разница.

В «елисейских полях» Блаватской не удалось занять достойного места. В 1850–1851 годы ее талант медиума оказался невостребованным. Месмеристы во Франции влачили жалкое существование. В моде был научно-технический прогресс, а не мистические откровения. Материализм на время превозмог идеализм. Европейцев Восток интересовал не как родина духовных озарений, а как источник дарового сырья и дешевой рабочей силы. Старым богам устраивались пышные аутодафе. В роли инквизиторов выступали ученые мужи и политиканы разных мастей.

Выдающиеся умы продавали, как Исав, право первородства за чечевичную похлебку — устроенный быт и газетную трескотню в их адрес.

Идею возрождения человечества любовью подменила другая идея — всемогущество науки. В силу пара верили больше, чем в силу проповеди. Апофеозом науки и техники стала открывшаяся в Лондоне Всемирная промышленная выставка, или, как ее называли, «Великая выставка».

В Гайд-парке был воздвигнут ослепительный Хрустальный дворец, сооруженный из стекла и стали по проекту Дж. Пэкстона, — подлинная жемчужина. К нему стекались толпы народа. Он, казалось, воплощал полноту и гармонию жизни, неукротимую жажду человечества к прекрасному. Возникла неизвестная доселе железно-стеклянная архитектура. По словам В. В. Стасова, это был «первый шаг, смелый до дерзости, невероятный до безумия, с которого начинается новая архитектура Европы».

Для современников Хрустальный дворец стал явленным чудом. Недаром Н. Г Чернышевский увидел в нем прообраз завтрашнего дня и в романе «Что делать?» в фантастическом «Четвертом сне Веры Павловны» поселил в огромных сооружениях из метала и стекла людей будущего.

Вниманию посетителей выставки были предоставлены тринадцать тысяч экспонатов, от новейших жаток фирмы Мак-Кормика до монстроподобного алмаза «Кохинур». Лондон с мая 1851 года (время нахождения выставки в Лондоне, затем она поехала по другим городам Европы) напоминал вавилонское столпотворение. Люди приезжали со всего света, за пять месяцев выставку посетило 6 009 948 человек, успех по тем временам небывалый.

«Великая выставка» была самым захватывающим аттракционом XIX века. Ее грандиозный размах подавлял, не только восхищал и удивлял.

Казалось, что Европа общими усилиями заложила этой выставкой фундамент здания, в котором найдется место для мирной, созидательной жизни всем европейским народам. Какое это было горестное заблуждение!

Как только выставка закрылась, началась безобразная агония. Уже на следующий год резко усилилось противостояние между Великобританией, Францией, Турцией, с одной стороны, и Россией — с другой. А еще через год началась Крымская война. В 1857 году в Индии вспыхнуло кровавое Сипайское восстание — ответ феодального быта на западный прогресс, который воспринимался индийцами как изощренное насилие над их жизненным укладом.

Блаватская зорко высматривала слабые и сильные стороны «Великой выставки». Слабые стороны состояли в том, что на выставку были затрачены огромные деньги, тогда как в той же Англии находилось достаточно много людей, не каждый день имевших кусок хлеба.

Этой выставкой Европа цинично хвасталась перед собой и всем миром своим могуществом и богатством. Невозможно было, однако, ожидать, что с барского европейского стола колониальным народам достанутся хоть какие-нибудь крохи.

Сильной стороной выставки стало горячее поклонение человеческому разуму.

Из посещения выставки Блаватская вынесла важную идею: мистицизм, с помощью которого совершенствуется человеческая личность, нельзя противопоставлять научному анализу, необходимо с широких (а не узких) научных позиций исследовать и постигать тайны человеческого духа. Наряду с этим она окончательно утвердилась в той мысли, что средоточием всего мира, центром, около которого должны вращаться Солнце, Луна и звезды, является личность духовного наставника. В ином случае, как ей казалось, духовная свобода неизбежно принимает грубые формы, превращается в своеволие, делает землю — адом, а жизнь — невыносимой нравственной пыткой. Она предвосхитила, сама того не ведая, самодовлеющую роль вождя, харизматического лидера в XX веке.

Блаватская уже давно чувствовала брезгливую раздражительность по отношению к людям. И страдала от этого состояния. «Все сильные личности, — считала она, — должны быть проповедниками нравственности. Страшный час суда Божьего — это переход человечества с одной эволюционной ступени на другую. Тогда-то и происходит отделение зерен от плевел. В человеческой истории было несколько таких часов».