Елена Блаватская - [22]

Для Блаватской творческие результаты путешествия по Египту обнаружились не сразу. Потребовалось время, почти двадцать шесть лет, чтобы образ древнеегипетской богини плодородия, воды и ветра Изиды, символ женственности и семейной верности, совместился с христианским образом Девы Марии. Это произошло в ее фундаментальном труде «Разоблаченная Изида», в котором излагались основные принципы теософского учения и утверждался культ Майтреи — будды грядущего исторического цикла.

Девятнадцатилетней Лоло тогда вряд ли было по силам сочинить что-либо подобное. Для этого требовалась незаурядная эрудиция, осмысление, как сейчас сказали бы, огромного количества культурной информации.

Она с удовольствием путешествовала по Востоку с графиней Киселевой, которая знала, разумеется, кто такая Изида, и рассказала Блаватской немало об этой древнеегипетской богине, совершенно искренне при этом сокрушаясь, что старые времена, когда фараоны и мудрецы ладили друг с другом, безвозвратно прошли.

В Каире Блаватская познакомилась с Альбертом Лейтоном Роусоном, американским художником, начинающим арабистом и любознательным путешественником. Знакомство с этим молодым человеком стало для нее важным событием, окончательно привязало к миру иллюзий. С его помощью она пристрастилась к гашишу.

Князь Александр Голицын как будто навеки исчез, растаял в неизвестности. О нем не было ни слуху ни духу. И это при том, что их, казалось, объединяли одни понятия, одни стремления, одна тайна — Атлантида. Люди неожиданно встречаются и так же неожиданно расстаются. К этому надо было привыкнуть. Таков, вероятно, закон человеческой жизни, и ничего с этим нельзя поделать.

Встреча с Альбертом Лейтоном Роусоном была очень кстати. В какой-то мере он заменил исчезнувшего Александра Голицына: его тоже интересовала восточная мистика и тайна исчезнувшей Атлантиды.

Сильное влечение к духовной деятельности до такой степени захватило ее, что Блаватская объявила графине Киселевой и Роусону о своем предназначении — разомкнуть до космических далей узкие рамки, в которых существует человечество. Она собиралась своей славой превзойти строителя Великой пирамиды Хеопса.

Естественно, ее друзья сочли эти заявления более чем самонадеянными — безосновательными и хвастливыми. Блаватская была уверена в себе и знала главное направление своей деятельности — попытаться соединить иллюзию и реальность. Это и был прорыв в запредельное и необъяснимое.

Однажды в душную каирскую ночь ей приснился кошмар, будто дьявол ввел в заблуждение ее чувство неосознанной силы. Он превратил ее в смерч, и она вздымала морские волны, топила суда, крушила людские жилища, сносила горы и подрезала под корень вековые сосны, и они ложились на землю, как ровно скошенная трава. Стон и рев стоял в мире.

Дьявол убеждал ее в том, что ничтожней человеческих тварей нет ничего на свете. Он безраздельно овладел ее доверчивой душой. Она проснулась в холодном поту. Египет вдруг напугал ее спонтанно возникающими миражами.

Блаватская уехала в Париж.

В Париже Блаватская встретилась с еще одной высокопоставленной дамой из России — своей крестной матерью — княгиней Багратион-Мухранской, которая принадлежала к древнейшей царской династии Багратидов.

Там же, в Париже, она обратила на себя внимание месмеристов, последователей знаменитого чудотворца Месмера, с которого начинается история животного магнетизма и гипноза и который умер в Германии в 1815 году в возрасте восьмидесяти лет. Его жизнь знала великие триумфы, однако он закончил се в почти полном забвении. Обычная судьба тех, кто уповает на счастливую звезду и полагается на три ненадежных подспорья — на время всеобщего умопомешательства, на благоприятный случай и на собственную дерзость.

В Европе и до Месмера встречались люди с резкими демоническими чертами лица и блестящими искристыми глазами, которые силой внушения прилежно творили чудеса. При помощи магических заклинаний и лунного света они исцеляли больных и возбуждали в обществе ажиотаж. Так, граф Калиостро околдовал чуть ли не всю Европу, а швед Сведенборг погрузил ее в мистический транс.

Через несколько лет Елена Петровна скажет, что медиумство — это несчастье, болезнь. Безопаснее человеку со слабой волей, предупреждала она, попасть в общество воров, пьяниц и мошенников, чем сделаться центром или постоялым двором для кикимор, которых называют громким именем духов и поэтизируют.

Жизнь под опекой «махатмы» Мории

Отец Елены Петровны, Петр Алексеевич Ган, не забывал блудную дочь. Он по мере сил и возможностей оказывал ей из России постоянное вспомоществование. А как же иначе? В душе он гордился Елениной независимостью и ее бурным темпераментом.

Блаватская не церемонилась с родственниками. К большинству из них она не испытывала сентиментальных чувств. Если и скучала по дому в Тифлисе, то иногда, по вечерам, когда находилась одна. Оставшись без графини Киселевой, которая вернулась в Россию, и без Агарди Митровича, который получил ангажемент на весенне-летний сезон и пел в театрах Европы, она затосковала и даже перестала ерничать и надо всем насмехаться.