Элемента.T - [23]

— Какой это год? — спросил Феликс.

— 1991, конец июня, — ответила Алиенора, обмахиваясь газетой, которую она и предъявила в подтверждение своих слов.

— Всего через полтора месяца я должен появиться на свет, — сказал Дэн.

— А мне в ноябре исполнится три, — ответил Феликс. — А может тоже в августе? В Варшаве был август, а здесь ноябрь.

— У Евы скоро день рождения, — сказал Дэн. — А вот и её родители.

 Эту парочку, что шла прямиком к очереди в кассу, трудно было не заметить. Они были красивы, молоды и счастливы.

Ева похожа на мать, решил Феликс, но чем-то неуловимым, неявным. Может быть овалом лица, или этим наклоном головы, или цветом волос. И уж точно не похожа на отца. Никто и при большом желании не признал бы в кучерявом светловолосом парне бога, тем более древнегреческого. Он не вызывал вопросов. А вот Дэн с Феликсом вызывали. Особенно Феликс, которому пришлось прятать так и оставшиеся на нём ножны за спину под ремень брюк и париться в блейзере.

Эти двое влюблённых встали в очередь и Алиенора, а вслед за ней и Дэн с Феликсом заняли место за ними.

Люди оборачивались на них со смесью восторга и удивления. Их принимали за иностранцев. Деваться было некуда, пришлось усиленно изображать акцент.

Феликсу невыносимо хотелось спрятаться за тёмными очками, но их не было.

— Напомни мне в следующий раз взять с собой очки, — пробубнил он Дэну на английском, рассматривая выщербленный асфальт под ногами.

— С твоей стопроцентной арийской внешностью тебе больше пойдёт немецкий, — ответил ему Дэн.

— А в твоём баварском не хватает мягкости, — заметил ему Феликс.

— Зато баварской самоуверенности в нём, хоть отбавляй, — вставила Алиенора по-русски.

 Мать Евы их появление не сильно взволновало. Их тарабарщину она не понимала и Алиенору не помнила. А вот Пеон к их разговору прислушивался, причём явно разобрал все языки, которые они смешали. Феликс, подняв глаза, увидел его короткий взгляд на Дэна и лёгкую полуулыбку, которой он сопроводил замечание старушки.

Феликса он удостоил большим вниманием. В его синих как летнее небо глазах была вечность, и она словно втягивала в себя Феликса. Он чувствовал эту бездну и исходящую из неё силу, но выдержал. И Пеон отвёл глаза первым.

 В этот раз на земле с мамой Евы оставили Алиенору, а парни заняли одну общую кабинку, похожую на небольшую металлическую корзину.

Дэн надеялся уложиться со своими вопросами в двадцать минут полного оборота этого огромного колеса, но отец Евы явно решил иначе. Едва их корзина медленно поплыла вверх, они оказались в плотном тумане, и Пеон придержал их обоих за руки, чтобы они не попадали на пол. На жёсткий мраморный пол, который оказался у них под ногами.

От белоснежного мрамора тянуло прохладой, и Феликс с облегчением снял свой пиджак, наслаждаясь свежестью воздуха. Огромный балкон от застывших под ним пухлых облаков, отгораживали стройные столбики перил.

— Даже так? — нагнулся через перила Феликс. — Это что? Олимп?

— Место, где нам никто не сможет помешать, — ответил парень в белом хитоне с золотой отделкой, и Феликс удивился, признав в нём Пеона.

— Серьёзно, где мы? — повторил это заглядывание за перила вслед за Феликсом и Дэн.

— Скажем так: где-то между небом и землёй, — ответил этот наряженный согласно древнегреческой традиции бог. — А вы я смотрю при оружии?

— А, это? — и Феликс, помня какой короткий его меч, небрежно дёрнул рукоять, но к своему удивлению извлёк на свет полноценный клинок. Только деревянный.

— Ксифос. Почти спартанский. Похвально, — хмыкнул Пеон.

Глядя на него Феликс отчётливо понимал, что все изображения Аполлона, что услужливо предоставляла Лулу, все статуи, картины и гравюры были просто выдуманы людьми. Светловолосый, кучерявый, с веснушками на тонком прямом носу, с серьёзным пронзительно синим взглядом, он выглядел величественно, но не столь великолепно, по мнению Феликса, как принято описывать. Но больше чем бог его интересовал сейчас этот игрушечный меч.

— Ничего не понимаю, — Феликс повернулся к Дэну, предъявляя ему оружие.

— Не советую размахивать, — предупредил Аполлон. — Страшная вещь и в вашем мире очень редкая.

— Шутишь? — Дэн рассматривал деревянное лезвие сантиметров сорока в длину, проводя по нему пальцами. Даже для детей его обтачивают сильнее. — По идее оно должно быть обоюдоострым.

— Очень редкое дерево. Можно сказать, единственное. То самое, на котором, если я не ошибаюсь, сейчас наливаются плоды.

И замолчал, не добавив больше ни слова, хотя Феликс ждал пояснений.

— Мы, — начал Дэн, делая шаг навстречу Аполлону.

— Я знаю, кто вы, — сказал он спокойно, но вытянул вперёд руку, приказывая стоять на месте. — Вы последние из избранных. И самые худшие.

— Многообещающее начало, — сказал Феликс, убирая свой незатейливый меч в ножны. — И чем же мы так плохи?

— Вы слабые. Вы слепые. Вы обделённые.

Он сказал это, высокомерно подняв голову, и Феликс подумал, что в его кудрях не хватает золотого лаврового венка.

— То есть, у нас нет шансов? — спросил Дэн.

Феликс чувствовал власть и исходящую от  бога силу.

— Тысячи лет. Несколько бесплодных попыток. Десятки избранных. И только один из них догадался со мной поговорить. Это повышает ваши шансы на успех, но не обеспечивает его. Какие из вещей дожили до ваших дней кроме этого меча?