Элемента.L - [23]

- "Экспрессионизм стремиться не столько к воспроизведению действительности, сколько к выражению эмоционального состояния автора". Википедия, сэр! - сказал он, подняв глаза, словно прочитав это на потолке,- а вообще, знаешь, вот эти понты с отключением справочной системы делают вас глупее. Ты бы не задавал столько глупых вопросов, если бы включил Лулу, - Сеня подвинул к себе салат и начал доедать его прямо из пластикового контейнера.

Дэн скорчил ему рожу. Да, жизнь с Лулу, встроенной в мозг каждого алисанга информационной системы, была полнее, интереснее и многограннее. Лулу - это была база знаний, которую накопили все предыдущие поколения этой цивилизации. В ней было все, начиная от языков и заканчивая строением ДНК. Все, что только могло понадобиться, уже было у Лулу. Но в обычной жизни пользоваться Лулу было дурным тоном. Возможно потому, что хвалиться чужими знаниями уже само по себе было стыдно, так как доставались они на халяву, не приложив усилий. Также причиной стало и то, что раньше данные из Лулу сильно отличались от знаний современников. И на вещающих не соответствующие современным понятиям человечества вещи в лучшем случае смотрели косо и крутили у виска. В худшем - костер Инквизиции легко избавлял от пророков. В современном мире в Лулу стали помимо истинных знаний подгружать данные Википедии  и прочих сайтов дающих информацию, чтобы реально понимать, что об этом знают люди. Заполняли базу Лулу, кстати, все расы алисов, каждый имел разделы по своей специфике. Но большая часть заполнялась керами. Не зазорным считалось пользоваться Лулу только за границей, чтобы без проблем преодолевать языковой барьер. Или при чтении книг на иностранных и/или устаревших языках. И обязательно все "включали" Лулу в состоянии инспирации, то есть невидимости. К слову сказать, знания, полученные от Лулу, как-то и не задерживались в памяти и быстро забывались. Как говориться, как пришло, так и ушло. И, Дэну всегда казалось, что те кто презрительно морщил нос, когда слышал что-нибудь энциклопедическое и похожее на полученное от Лушки или Лульки, как ее ласково называли, на самом деле сам ее никогда и не отключал.

В-общем, Семен нагло процитировавший только что выдержку из Википедии в любезно предоставленном Лулу виде, таки вынудил Дэна тоже включить Лулу и не задавать другу больше реально глупые вопросы, так как в живописи и прочем искусстве, так хорошо известном Арсению, он не понимал ничего абсолютно.

Дэн ковырнул салат из оставшегося контейнера. Как ни странно, вкусно! На лежащей рядом крышке было написано "Морской". "Майонез, ветчина, крабовые палочки, кальмар..." - было написано ниже.

 - Все компоненты в составе готового продукта пишутся по убыванию количества... - тут же побежала в голове бегущей строкой информация Лулу. "Ну, тогда понятно почему здесь первым указан майонез," - мысленно ответил Лулу Дэн и стал выуживать из майонеза кусочки кальмара и ветчины.

- Ты чего курицу не съел?  - показал на тарелку Дэна Семен.

- Будешь? - он показал на слегка потрепанный окорочек.

- Давай! - он отодвинул свою тарелку с костями, освобождая место.

- Может подогреть тебе? – спросил, переставляя тарелку Дэн.

- Спасибо, дорогая, и так сойдет, - поглумился над заботой друга Семен.

Дэн не стал обращать внимания.

- А есть у тебя кофе? - спросил он.

- Анешна, - промычал он с курицей во рту, показывая к какому шкафчику идти.

На столешнице стоял электропот с горячей водой, рядом висели чашки, над ними в шкафчике стояла банка с растворимым кофе, сухие сливки и сахарница.

- Молока нет, - промычал Семен в ответ на невысказанный Дэном вопрос, когда тот повернулся было к нему с кружкой в руках.

- Понял! - ответил он и стал насыпать сухие типа сливки. Сливки он просыпал, пока убирал сливки, пролил кофе, в-общем, пока он там возился, Семен расправился с курицей и довольный обедом, рыгнул.

- Ну, перекусили, теперь можно и поесть! - сказал он, откидываясь на спинку стула с вилкой и остатками салата на дне посудины. Свалил все это себе в рот через край, помогая вилкой. Промокнул рот салфеткой, поднял бокал:

- Ваше здоровье! - и отхлебнул вина.

Странно переплетались в нем хорошие манеры и мальчишеская безалаберность. Только что он рыгал и ел из чашки, и тут же не позволил себе пачкать грязными губами бокал, который поднял за ножку. Мать Дэна умерла очень рано, отец воспитывал его один и постарался дать ему лучшее из того что он мог. А мог он многое. С детства в их доме были какие-то немыслимые француженки-гувернантки, учителя танцев и живописи, не говоря уже о репетиторах по общеобразовательным дисциплинам.  И все они должны были заниматься с Арсением. Вернее, Арсений должен был со всеми ними заниматься. И он занимался. Усердно, добросовестно, самоотверженно. Он плохо помнил свою мать, но та боль и тоска, что навечно поселилась в сердце отца после ее смерти, вызывала в Арсении чувство, которое можно было бы назвать жалостью, но это была не жалость. Он просто не хотел добавлять отцу больше никаких страданий к тем, что он уже пережил, похоронив жену, а потому с благодарностью принимал все, что делал для него отец. С мудростью, не свойственной ребенку, он относился к его порой излишней заботе. Отец мог бы дать мальчику больше, если бы проводил с ним кое-какие из этих занятий сам, но  он толи боялся выдать раньше времени ему тайну его происхождения, толи боялся, что не справится с ролью учителя, толи просто много работал. Но всё то время, что он был дома, он старался проводить с ребенком. Они всегда вместе ели, играли, гуляли и как могли развлекались, и всегда рядом с ними словно было пустое место, которое должна была занимать мать Арсения. И всегда это место было осязаемо и никем никогда не занято. Возможно, если бы жена была жива,  Альберт Иконников был бы более уверен в себе, воспитывая сына, возможно, он бы даже и совсем им не занимался, оставив эту заботу полностью жене, кто знает. Но она умерла, и он старался, старался, как мог. Арсении мало рассказывал о своем детстве. Но его трепетное уважение и внимание к отцу сохранились, по сей день. Когда Дэн видел их вместе, он всегда поражался, как они друг к другу привязаны, как безоговорочно друг другу доверяют. До сих пор.