Элегия мертвых дней - [5]

— Но почему? Идея-то твоя, — возразил кто-то.

— Моя. Да только идея — это одно, а реализация — совсем другое. Сидеть в роскошном кабинете-каюте, общаться с молоденькими актрисами, прославленными на весь мир личностями, это, браток, мне не по силам.

— Тогда хоть назови имя человека…

— Ну, это я могу, только всему свое время…

Воспользовавшись наступившей паузой, наследник позволил себе заметить, что на постройку подобного корабля уйдет уйма денег.

— Денег… Денег найдется сколько угодно, — невозмутимо заявил студент. — Деньги не проблема. А вот найти руководителя — проблема. Нам необходим самоотверженный человек.

И поскольку наследника продолжал волновать денежный вопрос, Гошо все так же невозмутимо объяснил:

— Из-за этого не стоит волноваться. Все проще пареной репы: мы объявим подписку. Даже если мы проведем ее только у нас и каждый пожертвует по леву, это уже восемь миллионов. Ну, а те, кто отвалят крупные суммы? А доллары, что потекут из-за границы? Я же сказал: деньги не проблема. Денег сколько угодно. Гораздо важнее решить, кого мы поставим во главе начинания.

— Тогда давайте решать, нечего тянуть резину, — раздались голоса.

Наступил момент, когда Гоше вновь пришлось побороть колебания. Он испытующе посмотрел на компанию, и взгляд его застыл все на том же честном и умном лице. Наступила напряженная тишина.

— Он! — отрезал студент.

И все разом подтвердили, что руководителем должен быть он и только он. После чего богатый наследник, краснея и заикаясь от волнения, был вынужден признаться, что не владеет иностранными языками.

— Какие еще языки! Вздор! — сказал Гошо к его большому облегчению. — А переводчики на что? Им тоже надо жить.

Принятие исторического решения, разумеется, завершилось обильным угощением, торжеством, затянувшимся до утра. И само собой разумеется, это угощение знаменовало не конец, а лишь начало возлияний, последовавших одно за другим и продлившихся до тех пор, пока наследство не было пропито до последнего гроша.

Бедного наследника чуть не довели до умопомрачения. Во сне и наяву он уже видел себя стоящим у руля эпохального „Корабля искусств". В снежно-белом, расшитом золотыми галунами, мундире он мысленно царил на капитанском мостике или же небрежно вытягивался в кресле роскошного кабинета в окружении кинокрасоток, меценатов-миллиардеров и потомственных графов. В то же самое время Гошо Свинтус лениво вытягивался возле него, наваливаясь на залитый вином столик в углу кабака, и небрежно напоминал о необходимости внести очередную незначительную сумму. Разумеется, никто не требовал от наследника, чтобы тот строил весь корабль. Для этой цели денег было сколько угодно. Но каждый день возникала необходимость в до смешного мелких расходах — нужно было отпечатать квитанции для подписки, разослать сотни писем, заказать бланки, кого-то подмазать, чтобы снискать благорасположение властей.

Пребывая во власти ослепительных прожектов, угнездившихся в его умишке, наследник едва ли не через день снимал деньги с банковского счета, предоставлял то, что от него требовалось. А требовалось многовато. Просто уму непостижимо, сколько денег ушло на одни только канцелярские принадлежности. Не говоря уже о том, что постоянные деловые заседания в корчме, проходившие от темна до темна, также требовали расходов, так как из-за сложности задач компания неимоверно разбухла, но стоило ли, право, мелочиться из-за каких-то там сигарет и нескольких бутылок вина, когда решались куда более сложные задачи.

Надо полагать, прошло довольно много времени и утекло много денег прежде, чем в одно прекрасное утро во время своего очередного визита в банк наследничек вдруг обнаружил, что наследство уменьшилось наполовину, и он внезапно опомнился. Вернее сказать, почти опомнился, в том смысле, что его скудоумие вступило в конфликт со скупердяйством. С того дня он начал выказывать неприятную подозрительность и отказываться платить по тому или иному счету.

Это вынудило Гошу Свинтуса разыграть самый веский козырь. Спустя две недели во всех центральных столичных киосках появилось новое издание: „Корабль искусств. Единственный выпуск".

В газете содержались статьи людей, которые вполне могли сойти за знаменитых, а также информационные заметки об эпохальном начинании, в них упоминалось имя богатого наследника, причем набранное жирным шрифтом. Наследник пережил психический шок, превзошедший даже шок от достопамятных выборов в руководители. О, как велико могущество печатного слова! Гипноз газетной полосы. Мечта приобретала реальные и зримые очертания. „Корабль искусств" торжественно вплывал в жизнь. А имя его скромного капитана, оттиснутое жирным шрифтом, красовалось на каждой странице. Несчастный примчался в корчму и в приступе горького раскаяния бросился в объятия студента.

— Ну будет, будет, — пробормотал Гошо Свинтус, не любивший телячих нежностей. — Забудем о случившемся. Нас ждет работа. Большому кораблю предстоит большое плавание!

И в качестве очередного шага, предшествующего первому рейсу, он вручил наследнику счет за только что набранный в типографии номер.

Дальнейшие события разворачивались с ошеломительной быстротой. О подозрительности и скупердяйстве не могло быть и речи. О начинании было черным по белому заявлено всей мировой общественности, и газета триумфально развевалась на газетных тумбах, пока ее не сорвали. А наследник все раскошеливался и раскошеливался, ибо разного рода дела не терпели отлагательства и большому кораблю предстояло большое плавание.