Эль-Ниньо - [12]

— Тема пошла заупокойная! — недовольно сказал Анатолий Степанович. — Давайте-ка выпьем и о чем-нибудь другом поговорим!

Все послушно выпили.

— Сегодня продавщицу видел в магазине, — Сергей занюхал водку куском хлеба. — Тут рядом совсем, в продуктовом. Глазищи — во! — он растопырил две пятерни. — Огромные, голубые, хоть с головой ныряй! Я подумал, вот на такой жениться надо было. Увидел — и женись сразу, не раздумывая. Пусть она потом дурой окажется, или стервой — плевать! — Валера скептически фыркнул, собирался что-то сказать, но Сергей поднял палец. — Обосную. Даже если она дура или стерва — это можно поправить, а если нельзя, все равно: такие глазищи у тебя в роду останутся. Дети, внуки и правнуки тебе, кобелю, за них спасибо скажут. У всех девчонок с такими глазами от женихов отбоя не будет, выбирай любого! А то, что прабабка дурой была — кому какое дело. Мало ли дур! Я вон и сам дурак. Восемьдесят кило змеиного яда — это моя Танюха. Много пользы от этого внукам и правнукам? Зато умная, дальше некуда.

— Я один раз тоже видел глазастую, — вступил в разговор Рустам, — в Лас-Пальмасе. Правда, она мулатка была. Там еще хлеще, глаза у нее были не просто огромные — разноцветные. И зеленые, и голубые, и даже желтые, и еще черт-те какие — вот ей-богу! Переливаются, как цветомузыка на дискотеке. Нечеловеческие глаза! Что характерно, тоже продавщицей работает! Правда, в шмоточном магазине, я зашел туда, майки мне племянники заказали с рисунками, стою, копаюсь в этом барахле, она подходит, мол, чего ищете, ресницами полуметровыми хлоп-хлоп. И улыбается. На зубах у нее золотые фиксы — и на каждой что-то нарисовано. Ну, это мода такая у тамошних мулатов. Я как стоял, так и застыл. Ноги отнялись, язык отнялся. Бери все, думаю! Все деньги забери, меня самого забери. Рабом твоим буду, собакой твоей. Такая женщина! — Рустам закатил глаза.

— Майки-то купил? — спросил Валера.

— Чего? — не понял Рустам.

— Ну ты же майки искал для племянников.

— А! Нет, майки там дорогие были.

Я почувствовал, что засыпаю. Дали о себе знать выпитая на голодный желудок водка, наспех съеденная картошка, волнения и усталость сумасшедшего дня. Голова стала чугунной, пару раз я клюнул носом.

— Эй, на «Эклиптике»! — пробасил Анатолий Степанович. — Умаялся, корешок. Ты ложись, койка свободная.

— Валяй, не стесняйся, — соседи подвинулись, освобождая мне место.

Поколебавшись секунду, я скинул ботинки и залез на кровать. Совсем укладываться не собирался, только вытянуть гудевшие от усталости ноги, хотелось еще послушать разговор.

— Спать не буду! — объявил я.

— Пароход-то твой когда отходит? — спросил Валера.

— Через три дня.

— Не дрейфь, не проспишь!

— Родом откуда, питерский? — поинтересовался Григорий.

— Нет, в Питере учусь, а сам из Илимска, Иркутская область.

— О, почти земляки! — воскликнул Григорий.

— А вы откуда?

— Из Краснодара! — он улыбнулся.

— Спи, моряк! Все будет нормально. «Эклиптика» твоя без тебя не уйдет, — сказал Анатолий Степанович.

— И без тебя не придет, — добавил Григорий. «Без меня не уйдет — это хорошо», — подумал я. На душе стало спокойно — такой человек, как Анатолий Степанович, зря говорить не станет. Как он сказал, так тому и быть. Без меня не придет — тоже хорошо, наверное, это такое морское пожелание. Надо запомнить.

«Главное — не заснуть» — подумал я и мгновенно уснул.

Когда замначальника управления рыбразведки увидел меня в своем кабинете на следующий день, то скривился, как от зубной боли.

— Опять ты?

— Степан Михайлович, — начал я осторожно. — СРТМ «Эклиптика»…

— Что «Эклиптика»?

— Я слышал, собирается в рейс. Можно мне туда практикантом?

— Ставок нет.

— Я в рыбцеху работать буду. Стенгазету делать. Я рисовать умею, у меня почерк хороший… Пером плакатным могу.

— Послушайте, молодой человек, — на лбу замначальника выступили крупные капли пота. — Вы русский язык понимаете?

— Понимаю, — быстро сказал я. — Могу заметки писать в газету пароходства.

— Кто вас сюда прислал?

— Ленинградский гидрометеорологический институт. Вот направление, — я снова извлек свою бумагу. — Подпись, печать, все как положено. Пожалуйста, можете сами убедиться.

— Про «Эклиптику» откуда знаешь? — замначальника взглянул на меня с подозрением.

— В управлении случайно услышал. Сказали, идет в Тихий океан с научной группой. А у меня тема диплома как раз восточно-тихоокеанская популяция лангуста. Я этого лангуста вдоль и поперек знаю! Я вам такой материал соберу! Степан Михайлович!

Степан Михайлович покачал головой.

— Про «Эклиптику» вообще забудь. Ставок нет. И вообще, иди-ка ты, братец, отсюда с Богом.

— Не уйду! — я вцепился в стул. — Мне нужно практику пройти. Никуда не уйду!

Замначальника достал из кармана платок, вытер пот со лба и шеи. Потом снял телефонную трубку:

— Зиночка, позови сюда Бориса. Тут одного посетителя припадочного надо к выходу проводить.

Вечером в МДМ я отдал все свои деньги новому знакомому Василию. Специально, чтобы не на что было возвращаться в Ленинград. Оставил себе десятку, на всякий случай. На десятку все равно билет не купишь, даже по студенческому. Василию деньги позарез нужны были, он к невесте своей ехал в Могилев, расчет после рейса только через неделю, а ему срочно надо было. Мириться. С Василием мы познакомились случайно. Когда я вечером пришел в Дом Моряка, обнаружилось, что комната, в которой я ночевал, заперта. Постучал в соседнюю комнату, чтобы узнать, где ребята. Оттуда голос: войдите! Сидит там парень молодой, невеселый какой-то. Комната пустая, будто нежилая, даже стола нет, только кровати без белья и чемодан посередине. Спрашиваю: не знаете, где соседи — Рустам, Анатолий Степанович. Он: понятия не имею, в рейсе, наверное. Про Семенова Николая он тоже ничего не знал. Я набрался смелости: можно у вас переночевать? Валяй! — равнодушно махнул рукой парень. Это и был Василий. Жил он по-спартански, даже белье не удосужился у кастелянши получить, спал на голых пружинах. Какое там белье, говорит, когда в Могилев срочно надо ехать. А что ж не едешь, спрашиваю. Денег нет, расчет не дают. Он и не ел ничего эти три дня, кажется. Поужинали с ним батоном и кефиром, которые я по дороге купил. Говорить Василий мог только про Могилев, да про свою Оксану. Твердил, какая она распрекрасная, а он какой дурак и скотина. Тут меня и осенило: отдам ему деньги. Пусть едет к своей Оксане, а то, пока расчета дождется, свихнется здесь окончательно.