«Эль Гуахиро» - шахматист - [71]

Рамиро произнес эти слова с такой неподдельной искренностью, что падре Селестино воздел руки к небу. Губы его зашевелились, он что-то шептал, вначале тихо, потом все громче. Наконец Рамиро расслышал: «Вот сердце наше томится, и скорби его множатся, и некому избавить нас от этого испытания. Вот голос покидает нас еще до смерти, и язык пересох от пламени сердца, и мы уже не можем обратиться к тебе с мольбой: «Да предварят нас щедроты твои, господи, не допусти несправедливости свершиться, не потерпи неправой казни. Избавь его от руки тех, кто ищет его смерти, и поспеши на помощь страждущему».

— Да, Рамиро, мой мальчик, Гуинче был сегодня у меня. Ты прав, он страдает, но побеждай зло добром, ради всевышнего! Сегодня в сумерки, как каждое воскресенье, он будет на кладбище у могилы отца своего. Сейчас он там.

Рамиро сорвался с места, но тут же взял себя в руки.

— Постой, постои! В спешке не натвори зла. Рамиро вернулся и горячо обнял падре Селестино, который произнес вслед: «Пусть велики будут дела твои, господи, и устрой все премудро».

На улице, в сквере напротив, Рамиро терпеливо ждал Рамон. Он мгновенно уловил состояние своего нового друга.

— Есть время обдумать? Остановись! Всегда лучше потерять одну минуту, чем жизнь за одну минуту, Рамиро!

— Идем! Дорогой сообразим. Веди кратчайшим путем на кладбище.

— Оно на отшибе. С западной стороны сразу холмы и горы. Я быстро сообщу кому надо. Возьмем подмогу.

— Не тот случай, Рамон. Сейчас надо мне одному. Как в шахматах: ты и противник. Все, что знаешь, на что способен, — с тобой. И нет другого хода! — На память пришли слова Педро Родригеса: «Помни, Рамиро, каждый из нас должен жить, чтобы хоть раз сыграть свою «бессмертную партию».[90]

Когда они приблизились к погосту, густая тьма уже окутала все вокруг. Рамиро велел Рамону ждать у входа и наказал: если послышится шум или стрельба, пусть он спешит в конец, третьего ряда.

Не поспел Рамиро всего на несколько секунд. Или вспугнул? Когда же человек с легкостью спортсмена перемахнул через изгородь и вскочил на лошадь, Рамиро узнал Гуинче. Тот был один.

— «Каждое воскресенье», — пробормотал себе под нос Рамиро и подумал, что преследовать, даже окликнуть означало наверняка испортить все дело.

Рамиро Фернандес на следующий же день навестил падре Селестино. Сказал тому, что на кладбище Гуинче не застал, дал слово не проливать кровь, разве только защищая свою жизнь, и предупредил, что улетает в Гавану повидать семью, а вернется в субботу.

Падре напомнил Рамиро: лишь один бог еще знает, что Рамиро известен обычай Гуинче бывать по воскресным дням на могиле своего отца.

На самом же деле Рамиро вылетел в Баямо к майору Павону, где члены Комитета защиты революции селения Сарсаль вместе с оперативниками составили портрет-робот неизвестного в тех местах человека. Рамиро с трудом, но все же узнал по портрету контрреволюционера из Майами и вспомнил, что все обращались к нему по прозвищу Тостон.[91]

— Надо запросить наших людей в Майами, — предложил Рамиро майору. — Тостон в начале семидесятых работал официантом в баре на Седьмой авеню между Десятой и Одиннадцатой улицами, а затем продавцом в оружейном магазине на Восьмой улице Юго-Запада. Сомнений не может быть: он из группы Боша.

Решили немедленно установить негласное наблюдение за Тостоном, как только он еще раз появится в Сарсале, чтобы таким образом выйти на всю группу, фоторобот размножили и разослали во все отделения провинций Баямо и Сантьяго-де-Куба.

А в четверг группа вновь напомнила о себе. В горном селении Лас-Мерседес восьмидесятидвухлетней старушке показалось странным, что незнакомый мужчина закупает в лавке чересчур много черного хлеба и булок. Она из любопытства побрела за ним. Когда же человек вышел из селения и двинулся по дороге, ведущей в горы, старушка поспешила рассказать о своих подозрениях милисиано, дежурившему у гаража на окраине селения. Милисиано предупредил товарищей, оставил пост и последовал за неизвестным. Окликнул, но тот ускорил шаг, а затем побежал. Еще несколько секунд — и он бы скрылся за скалой, где в разные стороны уходили в горы сразу четыре тропы. Милисиано повторил свое требование и вскинул винтовку. Он хотел ранить беглеца, но пуля угодила тому в затылок. В мешке, который потом подняли со дна ущелья, кроме хлеба, ничего не было. В карманах убитого нашли деньги и складной нож, под рубахой — пистолет «ТТ». При тщательном осмотре тела под ногтем мизинца левой руки вместе с грязью и следами синтетического волокна, скорее всего из меха спального мешка, было обнаружено раздавленное яйцо бабочки огневки.

Из центра полковник Родригес сообщил, что радист группы диверсантов довольно часто и не в определенные сеансы, а в любое время, но из разных мест Сьерры-Маэстры, выходит в эфир. Короткие депеши, прочесть которые, к сожалению, не удавалось, еще раз подтверждали, что диверсанты, распространив яйца огневки, по-прежнему отсиживаются в горах и ждут новое задание. Две канонерки, чтобы задержать группу в случае ее бегства, круглосуточно курсируют в проливе Колумба между мысом Крус и Сантьяго-де-Куба.