«Эль Гуахиро» - шахматист - [61]

— Ну так, Генри, это как раз то, что и требовалось доказать. Мы же допускали эту возможность. Более того, она нам была необходима. Кто знает, как вся операция «Биран» начала бы разворачиваться без этого успеха? Ваш Москон! Его все равно надо было списывать. Он оказался своего рода scapegoat,[77] или, точнее, сделавшей свое дело fool duck.[78] Меня удивляют, Генри, твои сомнения.

— Да, но почему мы не знаем точно, кто они и до каких границ распространяется их доступ к информации?

— За тебя, за себя и за тех, кто в курсе главного, я ручаюсь головой! — Майкл покраснел, почувствовал это и подумал: «Ради бизнеса я загоняю совесть в дальний угол души… К черту совесть! — Но тут же возразил сам себе: — Талант ученого загублен. Кто ты, Майкл? Где твой научный авторитет?»

— Стоп! Стоп! Спокойно, Майкл, а то придется посылать за адельфаном к Кудеснику. Хотя, как я понимаю, у него кровь играет оттого, что мы медлим.

— И да и нет! Он просто был хорошо воспитан с детства, — насмешливо сказал Академик Майкл. — Воспитание же предусматривает уступчивость, вежливость — прерогативы интеллигента. Интеллигентность слаба в борьбе с подлостью, хамством, грубой силой. Вот он однажды и взбунтовался против привычной ему жизни. Занял стойку в обороне. Но он сильный, и поэтому оборона его опасна. В этот момент я встретил его, понял, взял к себе и… направил всю энергию бунта против… кастровцев.

— Мы отвлеклись от главного, Майк! «Нулевой» вариант предполагалось разыгрывать до середины октября. Во всяком случае, коммунисты должны были им заниматься, бросив на это все силы. А они справились в три дня. Потери минимальные. Наши, пожалуй, значительнее. Слава богу, в руки им не попало ни одного живого свидетеля. Но на сегодня мы в проигрыше.

— Ха! Ха! Это просто смешно! Сколько бы мы ни расходовали зелененьких, нам не дотянуть до миллиона. А «Биран» обойдется им в миллиард золотом! Только в первые шесть месяцев. А чтобы залечить раны, восстановить подорванное здоровье, им потребуется еще не менее двух лет.

— Рахвастался, однако! Съешь лучше конфетку и ответь мне на вопросы. Что мы будем делать до начала сафры? Целых два месяца. И что я стану докладывать наверху?

— С удовольствием! Слопаю одну конфетку и вторую за ответы, которые я тебе сейчас нарисую без особого труда. — Академик Майкл откинул крышку коробки датского шоколада Антона Берга — редкое угощение в США — и выбрал две конфеты. — Дай мне неделю, нет — две и готовь своих в Ориенте. Мы напугаем Кастро и займем как следует его людей «диатраеей сакхаралис» — тростниковой огневкой. Будь уверен, долго придется им штаны подтягивать. Забудут все на свете. А ноябрь наступит — и мы скажем свое главное слово.

— Красиво! Ущипни себя, Майк, не сон ли видишь. Ты давно не покидал кабинета. А на Кубе за три дня справились с опасностью!

— А ты, Генри, напоминаешь мне сварливую жену, у которой муж добряк. Наконец она вывела его из терпения и тут же принялась каяться. Я не вижу причин для твоих волнений. Все идет, как надо!

— Нет, что ни говори, там выросли, возмужали. Не ты ли утверждал, будто «тристеса» чрезвычайно опасна?

— Конечно! Проморгай они с месяц, и вирус достиг бы питомников, саженцев и привоя… Деревья росли бы два, три года, ну, а насчет плодов — фигура из трех пальцев. И к восьмидесятому году остался бы кубинский архипелаг без цитрусовых.

— Пока мы преследуем другую цель. Перестань философствовать. Вернемся к конкретному делу.

— Дорого оно не обойдется. Да что это за вирус, которым ты заразил меня? Мы только и говорим о деньгах! Во сколько бы это ни обошлось — успокойся, будет стоить мало, — мы запустим им гусениц. Пусть ловят их, а тем временем… Генри, друг, конь дрожит в нетерпении. Но не ранее ноября. Дожди нужны, и роса, и начало сафры. Пусть они заведут машину. Пусть поставят задачу: девять, восемь или семь миллионов! Собирать же им будет нечего…

— Дай бог! Но, Майк, я всецело полагаюсь на твой опыт. Совершенно необходимо, чтобы они там были заняты и думали, что это и есть наш настоящий удар.

— Ставлю на карту дружбу с тобой, Генри! Я ее ценю больше, чем ты, и не рискую! Потратиться придется только на людей, которым надо будет высадиться в Ориенте. Не вздумай скупиться, и желающие найдутся — успевай отбирать. Тем более речь идет не о той высадке, за которой последует революция. Тихое дело. Ночью спрыгнули с лодочки, ушли в горы или по деревням, рассыпали по полям из мешочков яйца, почти микроскопические, невидимые, и все в порядке!

— Говори понятнее.

— Мы давно работали над огневкой, по другому заданию, для другой страны. Яиц ее у нас достаточно! За неделю еще соберем. Отлежатся в инкубаторах, и за десять — семь дней до появления гусениц разбросаем по полям Ориенте. Нужна неделя, затем еще две в инкубаторах и еще одна. Сегодня восемнадцатое. Вот и получится, что в последних числах октября и начале ноября они там будут заняты до предела, ломая голову, как уничтожить огневку. Готовь человек пять-шесть. Продумай их высадку, а я обеспечу материалом.

— Это выход, Майк! Я вдруг поверил тебе. Сейчас доложу, а вечером встретимся на углу Флаглер и Двадцать второй авеню, в твоем любимом «Ранчо Луна». После… после поедем к той подающей надежды солистке. — Мистер Браун зажмурился.