Экзотические птицы - [62]

С Тиной, пока они жили вместе, было все по-другому. Тина никогда не заставляла его заниматься хозяйством, а если он все-таки что-то делал, она долго благодарила и заглядывала ему в глаза, будто побитая за что-то собака. Иногда она вела себя странно. То вдруг с утроенной силой начинала заботиться о нем, говоря, что чувствует себя виноватой за то, что мало уделяла внимания своему бывшему мужу. Он этого вообще не понимал. Бывшему мужу, а он-то, Азарцев, при чем? То, наоборот, не делала по дому вообще ничего. Даже не готовила, несмотря на то что сидела целыми днями без дела, рассматривая какие-то книжки. Говорила, что не хочет привязывать его к себе, уверяла, что он все еще любит Юлию, и гнала его прочь или исчезала сама на целые недели, пока он не отлавливал ее где-нибудь в метро, где она иногда все еще продавала газеты. Она наотрез отказывалась ночевать в его квартире, хотя там было все-таки немного просторнее, чем в ее собственной однокомнатной квартирке, да и добираться до работы оттуда удобнее.

— Нет-нет, — говорила она. — Не настаивай! Я плохо чувствую себя там, где ты до меня жил с женой.

— Да с тех далеких времен здесь уже ничего не осталось! — пробовал убедить ее он.

— Все равно, — продолжала твердить Тина, — мне там очень плохо! Особенно когда я остаюсь в квартире одна. Кажется, что меня из нее кто-то прямо выталкивает! Даже стены враждебны, они ругаются!

— Ну что ты выдумываешь? — удивлялся Азарцев и скрепя сердце соглашался жить у нее в квартире, но каждый раз, когда он возвращался с работы домой, колеса его машины сами собой поворачивали в другую сторону. Ему тогда приходилось разворачиваться и ехать назад.

То Тина вдруг начинала уверять его, что им необходимо пожить раздельно, чтобы убедиться в том, что они действительно не могут жить друг без друга.

— Я ведь вижу, что тебе не нравится здесь, что ты хочешь жить, как прежде, один у себя! И я так страдаю от этого! — вдруг ни с того ни с сего за ужином начинала она.

— Слушай, — однажды не выдержал он, — мы живем с тобой только полгода, а ты уже вся исстрадалась. Как же ты жила с мужем семнадцать лет?

Тина тогда резко встала из-за стола.

— С мужем я не страдала, — тихо сказала она. — Я его не любила, но не страдала из-за него. Я жила вместе с ним, ходила по магазинам, готовила еду, но была сама по себе и думала о сыне и о работе. — Тина положила на холодильник тряпку, которую зачем-то держала в руке, и тихо добавила: — И мне тогда жилось почему-то легче. — Она вышла из кухни, легла и взяла в руки какой-то никчемный журнал из тех, которые остались непроданными. Он еще посидел за столом, допивая чай, потом подошел к ней, присел на край постели.

— Ну вот, приехали, — сказал Азарцев и поцеловал ее в щеку. — Я люблю тебя, ты — меня. Отчего же нам вместе хуже, чем с теми, которых мы вовсе не так уж и любили?

— Оттого и хуже, — произнесла Тина, — что тех мы не мучили — ни подозрениями, ни ревностью, ни дурными снами. Давай будем спать сейчас, а завтра ты поедешь ночевать к себе.

— Послушай, — сделал еще одну попытку он, — это у тебя просто дурное настроение. Оно оттого, что ты не работаешь. Подумай только, столько лет отдать больнице, больным и разом перечеркнуть целую жизнь! Конечно, можно с ума сойти!

— Я не сошла с ума! — холодно сказала она тогда.

— Ну, я просто так сказал, — повинился Азарцев. — Но ты дай мне слово, что завтра поедешь со мной на работу в нашу клинику. И будешь работать там, выбросишь к черту свои газеты-журналы! В конце концов, в клинике тебя ждет не только работа, но и прекрасный рояль! Ты уже сто лет не пела! В первую же неделю устроим показательное выступление, договорились?

— Я в прежней замужней жизни тоже не пела, — ответила Тина. — Мне не привыкать!

Будто ударили его тогда эти слова. «Почему женщины так жестоки?» — подумал Азарцев. И вот тогда ему в первый раз показалось, что кожа ее пахнет вовсе не солнцем, а просто хорошим мылом, и он впервые уснул возле нее без всякого желания. А Тина, он это чувствовал, пока не уснул, долго лежала неподвижно, без сна. Но утром встала первая. Проснувшись, он увидел, что она уже готова ехать с ним на работу — Тина надела то самое трикотажное черное маленькое платье, у которого в тот их первый памятный вечер сломалась молния. Только темные круги под глазами она не стала замазывать косметикой, поехала так. А в первый раз напилась до бессознательного состояния Тина уже после этого чертова «показательного» выступления. Но кто же думал, кто мог предположить, что все получится именно так, по-дурацки?

— Булочки-то снова остынут! — дошел до него чей-то голос.

— А-а?

Перед ним стояла Саша и держала на подносе тарелку с яичницей и металлическую миску с сосисками.

«Точно. — Азарцев подумал, что вот опять вопреки всем рассуждениям улетел мыслями к Тине. — Надо с этим кончать, — решил он, — а то самому можно рехнуться». Он взял в руки вилку и нож и уткнулся в газету, которую тоже положила перед ним девочка. Но поесть без нервотрепки снова не дала ему Юлия.

— Душечка моя, — пропела насмешливо она в трубку, — я говорила с Лысой Головой, он обещал денег дать в счет гинекологического отделения, но пока мы таких разорительных трат себе позволить не можем.