Экзотические птицы - [52]

— Извините. — Оля растерялась и стала снова наугад нажимать выключатель. Ее смущало, что в коридорчике был отчетливо слышен шум воды, спускающейся из унитаза неожиданно бурным потоком. — Я ухожу, — зачем-то сказала она. — Не вижу, где моя куртка…

— Что, не нравится сборище? — криво ухмыльнулся молодой человек.

— Я никого здесь не знаю, — дипломатично ответила Оля.

— А зачем тогда приходила? Хотела познакомиться?

— Подружка попросила вместе с ней сходить.

Оля по натуре была прямодушна. Иногда она предпочитала молчать, но приукрашивать себя, делать более цветистой речь или внешность принципиально не хотела. «Какая есть, такая есть, — думала она о себе. — По крайней мере не надо заботиться всю жизнь о поддержании имиджа. — Думая так, в первую очередь она имела в виду мать и ее жизненное кредо — всеми силами поддерживать неземную красоту и представать перед кем только можно женщиной волшебной, очаровательной, восхитительной. — А кому в принципе это так уж важно?» Олю забавляло, насколько обязательным считает мать быть одетой и причесанной, как на великосветском рауте, даже когда собирается в магазин за продуктами, а уж как она разговаривает с продавщицами — просто принцесса крови. Вместе с тем Оля прекрасно знала, что бабушка ее со стороны матери была простым бухгалтером в ЖЭКе, а дедушка — плотником, и ее в отличие от матери, которая не любила говорить о своих родителях, никогда это не смущало. Юлия же, особенно раньше, когда еще была замужем за Азарцевым, в любом разговоре обязательно упоминала, что ее тесть был генерал-лейтенантом, высокопоставленным чиновником Генерального штаба. Собираясь же выкинуть в мусоропровод набитый мусором пакет, она часто и неплохо напевала: «Как упоительны в России вечера!..» Особенно проникновенно звучало про «…хруст французской булки».

— А ты не знаешь, кто здесь хозяин? — спросила Оля. — Попрощаться бы надо, а то неудобно так уходить.

— А ты, когда заходила, здоровалась?

— Да, — растерялась Оля, — но боюсь, этого никто не заметил. Здесь уже и тогда было очень шумно.

— Ну вот. Также никто не заметит, если ты попрощаешься.

— Ты думаешь?

— Уверен.

— Ну, тогда я уйду по-английски.

— Давай. — Он стоял и наблюдал, даже не думая помочь, как Оля довольно долго перекладывает чьи-то вещи, разыскивая свою черную куртку.

— Где же может быть моя куртка? — Оля растерянно провела взглядом по сторонам.

— Подожди! — хлопнул вдруг себя по лбу парень. — Две какие-то куртки свалились, и я повесил их на гвоздик в чулан!

— Это, наверное, наши! — обрадовалась Оля. — Мы ведь последние пришли!

— Выбирай! — Парень распахнул шире дверь и указал Оле на одежду, висевшую в чулане.

— Моя! — сказала радостно Оля и показала на свою куртку. Парень куртку с гвоздика снял, но даже не сделал ни единственного движения помочь даме одеться. Да Оле это было и ни к чему. Она, непроизвольно раскрыв от удивления глаза, будучи не в силах оторваться, рассматривала содержимое кладовки.

Действительно, за неприметной обшарпанной дверью скрывалась кладовка. Но как же непохожа эта кладовка была на все другие подобные помещения, которые в своей жизни видела Оля. Это был вовсе не склад старых вещей, сломанных лыж, детских санок — это был кабинет настоящего ученого-алхимика! На самой видной полке треугольной этажерки в углу помещался настоящий, распиленный в горизонтальной плоскости человеческий череп. Он щерился на Олю редкими длинными зубами и темными глазницами. Откинутая назад крышка мозговой части напоминала раскрытую раковину; на дне чаши черепа хранились вполне прозаические вещи — ластики, скрепки, сломанные пополам бритвочки. Оля заметила белый кусочек жвачки, прилепленный к скуловой кости черепа. На полке выше черепа желтело стеклянными глазами небольшое чучело вороны с выжженной надписью на подставке «Nevermore», а на полке ниже, на бархатной черной подставке, лежал набор блестящих и на вид прекрасно отточенных скальпелей.

Помещение освещалось двумя длинными лампами голубого дневного света, который придавал всему, что было в чулане, мертвенные оттенки. Но Олю поразили вовсе не ворона и не череп. В стену, примыкающую к комнате, был вмурован огромный аквариум, в котором плавали чудесные разноцветные рыбы. Такой аквариум Оля видела несколько лет назад в фойе театра имени Образцова. Чудесный зимний сад с попугайчиками и канарейками, на которых она так любила смотреть в детстве вместе с отцом, когда часто приходила сюда на спектакли, больше не существовал, зато в узком проходе в зрительный зал размещались огромные аквариумы с рыбами. Каких там только не было видов! Нечто похожее было и здесь. Равнодушно и достойно еле шевелили прозрачными плавниками одетые в оранжево-золотистую чешую золотые рыбки. Голубели в подсветке среди темно-зеленой воды какие-то незнакомые Оле, по-видимому, глубоководные особи. С чрезвычайным высокомерием носил свой меч меченосец, и только серенькие перламутровые стайки гуппи подвижно сновали в водорослях туда-сюда. Еще там был некто в полосатой черно-бело-желтой чешуйчатой кожуре, он застыл будто в полусне возле серого камня, и то и дело подплывавшая к нему красавица в переливчатом сине-красном наряде не могла вывести его из этого равнодушного созерцания. Плавали там и другие, еще и еще, и Оля не могла отвести от них взгляд, будто припала к косяку, стесняясь непрошеной войти внутрь, но и не в силах равнодушно удалиться.