Экзотические птицы - [175]

«Пусть собирает документы, — неопределенно пожал плечами он. — Ведь, в сущности, мне все равно, кто усыновит ребенка. В любом случае это лучше, чем если он от нас поедет в детский дом или в больницу».

— Я очень благодарна вам за внимание. — Прощаясь, Маша оставила у него на столе конвертик. — Я очень вас прошу присмотреть за ребенком. Я вернусь в самое ближайшее время!

«Это может меня куда-нибудь завести! — заметил себе Борис Яковлевич. — Но если ее желание усыновить ребенка законно, в чем же моя вина?»

У Маши же будто выросли крылья.

— Мне нужно срочно поговорить с тобой! — сказала она отцу и в течение тех двух часов, через которые он обещал приехать, разглядывала милые вещички, выставленные в витрине детского магазина. — Я хочу дать тебе свободу, но и ты выполни то, что мне нужно! — сказала она.

— А что тебе нужно? — Филипп Иванович засмеялся, думая, что она хочет попросить его что-нибудь купить.

— Мне нужен ребенок! — серьезно сказала Маша.

— А чем же, собственно, я могу помочь? — удивился отец.

— Ребенок уже есть. Его нужно выкупить!

— Разве у нас снова разрешена работорговля? — Филипп Иванович никак не ожидал от дочери такой эксцентричности.

— Ты же покупаешь Татьяну или проститутку на одну ночь, — невозмутимо ответила Мышка, и по твердости, с которой звучал ее голос, отец понял, что дело серьезнее, чем он предполагал. — Я решила усыновить ребенка, — сказала Маша. — Забрать его и уехать жить к маме. А ты можешь делать что хочешь. Можешь даже жениться, я снимаю с тебя наш уговор. Можешь выкинуть все из квартир, и из той, и из нашей, мне все равно.

— Откуда эти перемены в настроении? — спросил отец. — Усыновить ребенка — дело нешуточное. Он же не кукла, его потом не отдашь назад в магазин.

— Ты думаешь, я этого не понимаю? — сказала Маша. — Я и хочу вырастить ребенка для себя. Чтобы он был только мой. Чтобы он был таким, каким я его воспитаю. Конечно, чтобы нам жить, нужны деньги. Но ты ведь не раз мне предлагал… И мама, я думаю, будет рада. Я по ней очень соскучилась, не видела несколько лет. И потом… — Маша помолчала. — Я больше не могу руководить этим отделением. Можешь считать, что я спасовала, но это не мое. Кроме того, там сейчас возникли такие сложности… Мне лучше уйти. Я хочу быть просто женой и матерью. Если женой не получается, то… — Она помолчала, а потом сказала уверенно: — Я хочу сделать счастливым хотя бы одного человека в моей жизни.

Отец любил ее, поэтому понял, что она имела в виду.

— Погоди, я с этими делами никогда не сталкивался, — сказал ей Филипп Иванович. — Возможно ли это? — Он набрал номер телефона адвоката и коротко разъяснил, в чем дело.

— В принципе ничего невозможного нет, если есть деньги, — глубокомысленно заметил адвокат. — Если нужно, я могу получить необходимые консультации…

— А ты хоть знаешь, чей это ребенок? — спросил отец. — Может, бомжей каких-нибудь!

— Вырастить ребенка бомжей — тоже великое дело, — сказала Мышка. — Но здесь все чисто. Родители известны.

Они еще посидели, ожидая звонка. Вскоре адвокат действительно позвонил и назвал сумму, в которую все обойдется.

— Люди стоят дешевле автомобилей… — усмехнувшись, заявил Филипп Иванович, занимавшийся перед Машиным звонком тем, что выбирал машину для Тани. — Что ж, если тебе действительно очень хочется…

Маша встала и пожала отцу руку так, как обычно пожимают друг другу руки мужчины или здороваются женщины-иностранки. Он отметил, вздохнув, что впервые его девочка не кинулась в порыве благодарности ему на шею.

— Может, родила бы сама? — все-таки сказал он.

— Я уже думала об этом, — спокойно ответила Маша. — Мужа у меня нет, а рожать после какой-нибудь поездки на курорт от кого попало — небольшая разница. Кроме того, я маленькая, у меня узкий таз, если не смогу разродиться — придется делать кесарево сечение. Пока нет смысла, может быть, когда-нибудь потом… А этот ребенок уже существует. Если я его не заберу, он должен будет детство провести в детском доме. Со мной ему будет лучше. Мать его сбежала, а отец, похоже, тоже не очень-то им интересуется. Видно, такая моя судьба.

Они расстались. Причем Маша скрылась за дверьми детского магазина, Филипп Иванович поехал в автосалон, а хитрый и искушенный в делах адвокат, чертыхаясь про себя и кляня нелегкую службу, полетел договариваться в органы опеки, в родильный дом и к главному врачу больницы, в которой работала Маша.

И через несколько дней всех этих хлопот было окончательно решено, что отделение «Анелия» пока закрывается, часть оборудования передается на баланс больницы, остальное будет законсервировано до лучших времен, персонал распущен, а красивый альбом с благодарностями больных передан в кабинет главному врачу.

«Что это у нас отделению реанимации никак не везет?» Главный врач по старинке называл отделение так, как оно называлось при Валентине Николаевне. Но, переговорив с пришедшим к нему вскоре следователем и уяснив, что доктор Дорн теперь находится под следствием и там же должна находиться и скрывшаяся пока в неизвестном направлении медсестра, мысленно перекрестился и сказал, что, оказывается, еще очень хорошо, что все это закончилось так, а не как-нибудь иначе.