Экзорцист - [64]

Теперь пришла какая-то женщина и отняла у него все. В тот миг Артэму впервые за многие годы захотелось рыдать. На глаза наворачивались слезы. Он кусал губы и держался, но в дверь его комнаты постучали. Мальчик вздрогнул, и с ресниц сразу сорвались крупные капли соленой воды. Он спешно вытер их руками и вжал голову в плечи. Теперь в его голове всплывали всякие страшные, дикие истории о том, что бывало, когда отцы узнавали, что их дети – совсем не их дети, и ему становилось жутко, а главное стыдно и за эти мысли, и за свое происхождение, молчание, свои сомнения в прошлом и отчаянье в настоящем.

− Артэм, можно я войду? – спросил тихий голос, хотя дверь была не заперта.

Ему хотелось кричать, ругаться, отчаянно требовать, чтобы его оставили в покое, но в памяти всплыл Лейн, и сразу стало мерзко от возможной схожести с ним.

Дверь все же тихо приоткрылась.

− Сынок, я…

Стен не знал, что говорить, но сам того не понимая, случайно сказал самое главное. Артэм рванулся к нему и крепко обнял, тихо всхлипывая.

− У меня никого кроме тебя нет, отец. Ты один – моя семья, − пробормотал он. − Ты ведь не откажешься от меня?

Сильная рука легла на голову ребенка.

− Ты для меня родной, был, есть и будешь, − спокойно ответил Стен.

Он шел сюда, думая, как объясниться с сыном, как попросить прощения за свою ложь и не потерять своего ребенка.

− Ты знал? − поразился Артэм, понимая, что в отце нет ни малейшего смятения по этому поводу.

Отстранившись, он внимательно посмотрел в отцовские глаза, поражаясь их спокойной печали. Ему показалось, что на него смотрел тот прежний раздавленный человек, словно одним своим видом эта женщина отменила все, что достигалось годами напряженной работы над собой.

− Нет, я не знал. Просто когда ты родился, об этом говорили так много и столько всего предполагали, что я имел возможность подумать даже об этом.

Губы Артэма задрожали.

− А я знал, − прошептал он.

− Знал? − удивился Стен.

Мальчик кивнул и пошел к столу, где среди рабочих бумаг хранились разные выписки их архива. Не говоря ни слова, он протянул эту папку отцу.

− Прости, что я ничего тебе не сказал, но…

Листая документы, Стен внезапно стал находить факты, о которых даже не догадывался. Так он никогда не знал, что его Анне обладала даром чувствовать Тьму, не знал, что она служила ордену, а главное не мог даже предположить, что перед своим исчезновением она напишет отчет о том, что родила ребенка от одержимого.

− Вот почему я знаю темный язык, − дрожащим голосом прошептал Артэм. − Вот почему она хотела убить меня. Наверно из-за этого Ричард мне был роднее Лейна и вот почему я такой…

Голос его дрогнул. Стенет просто крепко обнял мальчика.

− Но ты не темный, не одержимый, − сказал ему Стен. − Ты мой сын, и ты человек, особенный человек. Ты талантливейший заклинатель.

Артэм зажмурился от боли, позволяя последним слезам упасть с ресниц, и просто прижался к человеку, которого всегда хотел считать отцом.

Глава 19

Артэм злился, долго метался, много думал, но его больше не трясло от собственных мыслей. Он точно знал цену всему в своей жизни, а потому спокойно вернулся к работе и старательно делал вид, что ничего не произошло. Стен его в этом поддерживал. Они говорили вечерами, даже не касаясь этого вопроса, но мальчик не мог не заметить, что между его отцом и Камиллой что-то изменилось. Стен редко смотрел на нее, старался не встречаться с ней взглядом, не касался вскользь ее руки. Она все больше молчала и частенько смотрела куда-то в сторону, но вмешиваться Артэм не стал, понимая, что его это не касается.

Отношения Стена и Камиллы действительно дали трещину. Они не ссорились, не выясняли отношений после появления Анне, но что-то изменилось в глазах Стена. Они постоянно хмурились и покрывались неясной густой пеленой. Ему не было больше покоя, он обнимал Камиллу и не чувствовал тепла не от того, что изменились его чувства, а от того, что боль терзала его сердце, меняя все, что было прежде.

Лейн постоянно так или иначе давал о себе знать, изматывая отца своими скандалами, но совсем не это терзало Стена.

− Она умерла, − шептал он, стараясь убедить себя самого и снова поверить в эту ложь.

Ничего не получалось. В висках вновь стучало беспокойное волнение. Сердце отчаянно замирало. Ему хотелось поговорить с ней, хотелось утром в лучах рассвета увидеть рыжие локоны. Рыжие, а не белые.

Все проходит, но след остается.

Он любил Анне, любил по-настоящему. Сначала он не мог принять ее утрату. Потом не мог научиться жить без нее. Потом почти забыл. Оставил в прошлом. Заполнил пустоту другим. Но вот она снова была в его жизни, жила с ним в одном городе, была так близко… и так далеко.

Равнодушным быть совсем не получалось.

Если человек смог полюбить однажды по-настоящему, приняв другого, отдав всего себя и почувствовав, как симпатия, влечение и страсть постепенно превращаются в выбор, прочно записанный в самых тайных глубинах сознания, – то он уже никогда не сможет забыть это чувство.

Он любил Анне так, что ни одна интрига, ни один роман не могли сравниться с этим чувством. Ему не хватило бы и сотни, тысячи женщин, чтобы утолить эту жажду.