Экзистенциализм. Период становления - [126]

И в этой связи Бердяев очень большое и восторженное внимание обращает на эпоху Возрождения, эпоху, когда, с одной стороны, начинается гуманизм, антропоцентризм, а, с другой стороны, человек восхищается и любуется природой. Это эпоха удивительного и великолепного взлета магии, алхимии, астрологии, натурфилософии. Это единственная эпоха любования природой, эстетизации, обожествления природы, когда природа – не враг человеку, не бесовское начало, но и не бездушный источник ресурсов, а природа божественна, в ней находят божественный лик. Вспомните визитную карточку Возрождения – Мадонну, символ Природы, вобравшей в себя Бога и Бога же породившей! Бердяев восхищается Возрождением, он (с его культом творчества и желанием привить христианству дионисийство) одна из немногих у нас в России (наряду с Пушкиным) полу-ренессансных личностей по своему мироощущению.

Но, как известно, очень быстро эпоха Ренессанса вырождается и срывается в пропасть, в бездну, которую мы обычно называем «Новое Время». Начиная с Декарта, Ньютона, Галилея и Бэкона природа превращается в машину, пассивную и мертвую, и человек начинает подчинять природу посредством машины. И Бердяев говорит: получилась такая диалектика – человек машиной подчинил природу, но сам оказался порабощен этой машиной. И из образа Бога превращается в образ машины. То есть Бердяев ставит резко тему, которая является важнейшей для современности, – тему порабощения человека, говоря нашим языком, «техносферой». Техносферой, отгородившей человека от биосферы и превращающей нас помаленьку в свои визжащие шестеренки. Человек все больше становится образом и подобием робота, машины, техники, а не природным существом органическим и не божественным существом, частью Богочеловечества (о котором проповедовал Соловьев).

И Бердяев говорит, что с XVI века происходит стремительное и мучительное саморазрушение гуманизма. И он очень подробно об этом говорит, показывая, что по-своему это происходит у Маркса, по-своему – у Ницше. Но величайшим свидетелем (по недоразумению мы называем этого человека гуманистом, на самом деле он не гуманист, как говорит Бердяев, а скорее критик и свидетель распада гуманизма) является Достоевский. Все творчество Достоевского об этом. (Напомню, Бердяев написал о Достоевском одну из лучших своих книжек «Миросозерцание Достоевского».) Так вот, Достоевский, с точки зрения Бердяева, никакой не гуманист, как мы его обычно штампованно и бездумно называем, а это человек, который показал, как гуманизм разрушается, разваливается. А почему он разваливается? Как раз по тому, почему показал Достоевский: человек поставил себя на место Бога, отверг Бога. Но человек – не Бог, человек несовершенен, человек (как неопровержимо доказал Паскаль) – что-то среднее между скотиной и Богом. Провозгласив себя Богом, он превратился в скотину. Или в машину, если угодно. То есть, гуманизм без Бога приходит к саморазрушению, саморазложению.

В общем, Бердяев описывает современность в катастрофических тонах. Повторяю, никакого прогресса нет, человек порабощается машиной, разрушает природу, саморазлагается. Бердяев – резкий враг буржуазности как мещанства, обывательщины. Он считает, что должна быть социальная справедливость. Но, как говорится, не хлебом единым сыт человек, никаким хлебом не утолишь искания духа. И он называет себя «персоналистическим социалистом», но совсем не таким, как большевики. И даже «мистическим анархистом». То есть в теории он отрицает любой авторитет в религии и в чем бы то ни было, любую власть как дьявольское начало.

И тут он выходит еще на одну важнейшую мифологему (на ней надо остановиться) «Нового Средневековья». Что это за мифологема? Само это словосочетание (впервые провозглашенное Новалисом) очень двусмысленно. Потому что мы с вами имеем два образа Средневековья, и эти образы полярно противоположны и контрастно несовместимы. У нас некоторая «шизофрения» в нашей культуре на эту тему. Потому что мы с вами одновременно читаем Вольтера и Вальтера Скотта о Средних веках, и ощущение такое, как будто они пишут о разных планетах. Скажем, с одной стороны, есть карикатурный образ Средневековья, данный просветителями, чтобы легитимизировать Новое время, опорочив предыдущее тысячелетие и вычеркнув его из истории. Средневековье – как сплошной мрак и кошмар! Просвещение нарисовало карикатуру на Средневековье. Оно изобразило Средневековье как эпоху мракобесия, невежества, обскурантизма; там ведьм сжигают, все невежественные и грязные и глупые, все дикари какие-то. Это один образ Средневековья, он что-то отражает из реального Средневековья, но это, конечно, грубая и нелепая карикатура. Просветительская карикатура. А с другой стороны, есть романтическая икона Средневековья, такая же однобокая и такая же неправильная (я не случайно упомянул Вальтера Скотта, Новалиса и других). Романтики в пику просветителям нарисовали совершенно другой образ Средневековья: замечательное время, прекрасные дамы, великие благородные рыцари, культура органична, гаромонична и центрирована вокруг некого религиозного центра, у людей есть смысл жизни. Эту икону Средневековья, в противовес трубадурам модерна, просветителям, создали романтики, чтобы развенчать претензии Нового времени – жалкого и бесчеловечного.