Экзистенциализм. Период становления - [122]
Еще вот что важно. Хотя творчество коренится в глубине личности, говорит Бердяев, но через акт творчества мы не отделяемся от мира, а соединяемся с другими людьми. Истоки творчества глубоко индивидуальны, но сам акт творчества выводит нас к миру. Он противоположен эгоцентричности, замкнутости человека в себе. Если потом Камю напишет: «Я бунтую, следовательно, мы существуем», то Николай Бердяев вполне мог бы написать нечто вроде: «Я творю, и, следовательно, мы существуем». Через творчество человек оправдывается, спасается, выходит из объективированного падшего безликого мира. Итак, повторю: творчество как высший и чудесный акт человеческой личности есть всегда трансценденция.
Но здесь надо еще сказать два слова об онтологии человека. Бердяев такой фанатик человеческой свободы, что не может допустить, что над человеческой свободой кто-либо или что-либо стоит. Даже если это Бог. А, с другой стороны, встает старый мучительный вопрос теодицеи: откуда в мире зло? Как сочетать наличие всеблагого всемогущего Бога с наличием зла? И вот, чтобы, с одной стороны, обосновать то, что над человеком никого нет, никакой управляющей инстанции, а с другой стороны, чтобы снять с Бога ответственность за мировое зло, Бердяев совершает свою, может быть, самую главную «ересь».
Он утверждает, что Бог всеблаг, но не всемогущ! Понятно, что христианская догматика говорит нам, что Бог и всемогущ, и всеблаг; но, правда, тут же встает неразрешимый вопрос: а как одно сочетается с другим? Если Бог всемогущ, почему Он не уничтожит зло? А если Он всеблаг, то почему позволяет быть злу? Бердяев говорит: Бог добр, но не всемогущ. Есть нечто, над чем и Бог не властен. Тут мы уходим в бердяевскую онтологию. Он говорит, что Бог создал бытие, но помимо бытия – внимание! – есть еще нечто, что Бог не создавал и над чем нет Его власти. И это «нечто» он берет у великого немецкого мистика XVI века, Якова Беме. У него было такое понятие: Ungrand («ничто», некая «бездна»). И Бердяев говорит, что помимо бытия есть еще эта «бездна», это «ничто». И над ней Бог был не властен. Бердяев говорит, что человек – дитя Бытия и Ничто. (Прямо почти по Сартру!) И вот над этим Ничто Бог не властен. Да, Бог отдал Своего Сына, Христа, чтобы тот сошел в глубины инфернальности Ничто: дабы преобразить изнутри своей любовью и своей жертвой. В человеке есть нечто от Бога (и от бытия, сотворенного Богом) и нечто – от Ничто. Получается, что в человеке есть нечто, что не подконтрольно Богу. За что Бог не отвечает. Бог может, конечно, что-то совершить, но не может (да и не хочет) уничтожить это Ничто, эту глубинную и сокровенную свободу в человеке. Тут мыслителем сразу искусно решаются две проблемы: обоснование абсолютной свободы человека, метафизической, изначальной и безосновной, а с другой стороны, решается проблема теодицеи. Бог может что-то сделать, но он не может уничтожить это Ничто, эту свободу в человеке.
Человеческая свобода есть производное этой бездны, этого Ничто. Из этого Ничто родится все, весь человеческий мир (опять в этом, как и очень во многом, христианский экзистенциалист Бердяев чрезвычайно близко подходит к атеисту Сартру!). То есть у человека есть некое онтологическое основание, из которого рождается все: и злое в человеке, и доброе. За что не отвечает сам Господь. Как говорит Бердяев, свобода есть «безосновная основа мира». Бог имеет власть над сферой бытия, но не над сферой Ничто, свободы.
Итак, творчество и объективация. Человек в акте творчества спасается, оправдывается и преображает мироздание. Но, повторю еще раз, творчество понимается Бердяевым намного шире, чем мы привыкли с этим словом обычно связывать. Приведу даже цитату, чтобы вам было понятнее, о чем здесь идет речь. Вот он пишет: «Под творчеством я понимаю не создание культурных продуктов, а потрясение и подъем всего человеческого существа, направленного к иной высшей жизни, к иному бытию. В творческом опыте раскрывается, что я-субъект первичней и выше, чем я-объект. И вместе с тем творчество противоположно эгоцентризму, есть забвение о себе и устремление к тому, что выше меня».
Творчество – это главное определение человека, основание его личности и его достоинства, это то, чего от него ждет Бог, то, чем человек оправдывается, то, что преодолевает объективированный мир, акт человеческой свободы. В общем, Бердяев – поэт свободы и поэт творчества.
Но давайте вспомним, что человек не просто божественен, творит и свободен. Еще раз: в нас, людях, происходит встреча двух противоположных и несовместимых миров. Бердяев в «Самопознании» пишет о себе: «Я – романтик начала ХХ века». Вспомните романтизм, что я вам говорил о противоречивости человека в его философии. И о взгляде на человека со стороны как его детерминированности, так и со стороны его свободы. Мы сейчас пели гимны человеку. Но ведь творчество воплощается и осуществляется всегда в объективированном и падшем мире, в мире вещей.
