Экватор рядом - [57]

Но большинство миссии и их «личный состав» тайно или открыто суют нос во внутренние дела тех стран, где они квартируют. Сейчас даже само слово «миссия» стало резать слух, и те, кто сколачивает их, стараются придумать другие названия. Крупнейшая американская миссионерская организация госдепартамента называется «Корпус мира».

За границу из общего числа подавших заявления посылается 10–15 % тщательно отобранных и подготовленных «корпусников». Я видел в Эфиопии много волонтеров «Корпуса». В 1962 году их было более 150 человек, а в 1966 году уже около 700 — самая большая команда на Африканском континенте, целый батальон! Подавляющее большинство «корпусников» преподает в средней школе, то есть действует в самой гуще начинающей думать молодежи.

Волонтеры очень назойливы, любят фотографироваться для прессы и прямолинейно, без выдумки и фантазии выполняют одну из своих основных обязанностей — пропагандировать все американское. В уставе и пропаганде «Корпуса» много трескучих и лицемерных фраз. Пожалуй, самая ханжеская заповедь волонтеров гласит о том, что они должны «жить на уровне» населения, среди которого работают. Интересно, как бы выглядели эти леди и джентльмены, если бы в соответствии с этим уровнем им платили (в данном случае в Эфиопии) не по 12–15, а по 1–1,5 эфиопских доллара в день да не откладывали бы к тому же на их счета кругленькие суммы в Штатах?

— Две участницы пятничных вечеров в гостинице, американские медсестры, служат в «Корпусе». Гондарские «сестрички» всегда вместе, как привязанные, словно боятся остаться наедине со своей «паствой». Я сказал о их «служат»; военная выправка, крепкие квадратные плечи и угловатые движения «сестер» подсказали мне выбор именно такого глагола.

В Гондаре один из спектаклей, поставленный неразлучными дамами, разыгрывался следующим образом. В магазин, где за прилавком стоял наш приятель Брахане, четким строевым шагом вошли обе медсестры. На наше приветствие — ноль внимания (они уже знали, что мы советские специалисты); для Брахане — заученно резиновые улыбки. Крепко жмут его маленькую ладонь своими мужскими ручищами. Брахане, ничего у них не спрашивая, отвешивает каждой по килограмму апельсинов и бананов, очевидно, постоянную покупку «корпусников». (Кстати, даже одной этой покупкой они нарушают правило «жить на уровне» своих эфиопских «сограждан»: килограмм апельсинов и килограмм бананов стоят доллар — дневную зарплату простого рабочего-эфиопа). Дамы расплачиваются, затем движением робота поочередно трижды поглаживают Брахане по курчавой голове. Наконец ему вручается небольшая книжонка. Это, догадываемся мы, главная часть пантомимы.

Сделав поворот «кру-у-у-гом», медсестры, раскрывая на ходу сумочки, направляются к группе сгрудившихся у витрины ребятишек. Брезгливо косясь на их потрепанную одежонку, дамы опять «растягивают» резиновую улыбку и аккуратно раскладывают на цоколе, у входа в магазин, пятицентовые медные монетки — по числу мальчишек и девчонок. Хлопает дверца автомобиля — занавес закрывается. Спектакль окончен.

Я не утерпел и полистал подаренную Брахане брошюру. Параллельный текст на английском и амхарском языках. Издание Американской службы информации. Редакция — американское посольство в Аддис-Абебе. Первая часть — изучение амхарского языка в США, вторая — соответствующим образом подобранные высказывания американских сенаторов о «помощи» африканским странам.

Брахане выносит из подсобного помещения стопку таких же книжонок. Структура их одинакова: сначала что-нибудь «бьющее» на национальные чувства эфиопов, на второе — пропаганда, причем такая: прямо в лоб!

— Интересно? — спрашиваем мы у Брахане.

— Я их не читаю, — отвечает юноша. — Отец говорит — пусть лежат. Эти леди берут только по килограмму фруктов, зато у нас стали покупать шведы и доктор Хан из Формозы.

ДРУГИЕ ЧЛЕНЫ «ВЫСШЕГО ОБЩЕСТВА»

Директор гостиницы, синьор Страдзо, — правая рука Марио Буска. У этого пожилого статного итальянца всегда грустный взгляд, а глубокая складка над переносицей придает его лицу надменное и суровое выражение. Правая щека обезображена широким шрамом. Как-то я деликатно осведомился о появлении шрама, не память ли это от эфиопских партизан в минувшую войну? Страдзо улыбнулся:

— Дураков умирать за дуче было гораздо меньше, чем некоторые думают.

Этот шрам «заработан» не на поле брани, а в…автомобильной гонке. О, он был известным гонщиком в Италии, хотя эта известность досталась нелегко. Когда молодость осталась позади, оказалось, что он никому не нужен. А жена, семья? Он никогда не был женат — человек высоких нравственных правил, он не хотел, чтобы женщина, соединившая бы свою судьбу с его «ва-банковской» судьбой, постоянно бы думала о перспективе стать вдовой.

Как многие итальянцы, оставшиеся не у дел, он поехал в Африку, хотя в глубине души не очень-то верил фашистской переселенческой пропаганде. Совершенно одинокий, забытый случайными друзьями и бездушными спортивными боссами, Страдзо бродил по Ливии, потом по Сомали, затем обосновался в Эритрее. Первое время это было хождение по мукам (опять совпадение судьбы и фамилии: «страдзо» — по-итальянски «мучение», «страдание»). Работал водителем, механиком, одно время преподавал даже художественную гимнастику, чаще вообще нигде не работал. В Эритрее встретил беспокойного Марио Буска, прогоревшего на очередной авантюре. Когда Буска занялся «флотскими» делами на озере Тана и строительством гостиницы в Гондаре, ему потребовался сильный, верный человек. Так Страдзо стал директором пустой гостиницы и управляющим крошечной пристанью Горгоре. Он всегда любезен с нами, но не болтлив. Впрочем, мы не очень ищем встреч с этим одиноким, угрюмым человеком — отпугивает безысходная тоска в его глазах.