Экватор рядом - [41]

Все маршруты от бахардарской пристани пролегают мимо двух островов-близнецов, Кебран-Габриэль и Дебра-Мариам, которые ограждают Бахардарский залив с севера. Издали они похожи на две огромные, окрашенные в зеленый цвет каракулевые шапки. На островах — молельни и хижины монахов, как, впрочем, почти на всех других островах озера. Густой тропический лес прячет жилища богоугодников от посторонних взглядов. В период дождей вода затопляет прибрежные деревья и кустарники; торчащие из воды стволы и ветви, оплетенные лианами, мхами и липкой паутиной, превращают острова в неприступные кусочки суши.

Цель нашего путешествия — деревушка Загие, расположенная в 18 километрах к северо-востоку от Бахар-Дара. Катер лихо пробегает между островами-близнецами и входит в широкий и длинный залив.

Сейчас вода в озере зеленовато-голубоватого цвета, а во время кырэмта, «больших дождей», мутится — более шестидесяти рек и речек, из которых крупнейшая — Гильгель-Аббай, вливают в огромную озерную чашу тысячи кубометров глины, ила и песка. В период дождей, особенно во второй половине дня, Тана превращается в маленький сердитый океан. Недавно штормовые волны опрокинули пластмассовую моторку с тремя парнями из гидрометеостанции. Опасное купание длилось пять часов.

«Куин Элизабет» подходит к Загие. Прямо по носу, на крутом берегу, желтеют хижины, справа — несколько бараков рабочих — сборщиков кофе. Синьор Буска говорит, что в окрестностях Загие собирают до тысячи тонн дикорастущего кофе, — это немало. Жизнь всех без исключения жителей Загие так пли иначе связана с кофе. «Кофейный полуостров» шириной в три-четыре и длиной примерно в десять километров, покрыт довольно густым влажным тропическим лесом, а для тенелюбивого кофейного дерева это идеальные условия. Кофе перевозят отсюда водой и сушей на север, в Горгору, а оттуда — в Судан и Эритрею.

Загие находится в глубине тихой, затянутой тиной бухточки. Кое-где светло-салатовую тину и коричневы мохнатые водоросли прорезают стебли стройного папируса; поближе к берегу на густо-зеленой воде ярко проступают белые и желтые лилии.

Приход катера не такое уж частое здесь событие, а появление самого «коммодоро» на «Куин Элизабет» — тем более. К крохотной пристани высыпало почти все население деревни. Цепочкой поднимаемся в гору, к деревенской площади. Впереди эфиоп в полусолдатской-полукрестьянской одежде — кладовщик с пристани, за ним синьор Буска, а потом мы во главе с Юрием Сергеевичем. Марио запыхался, а шеф наш идет молодцом, несмотря на недавно пораненную ногу и свои 55 лет.

На деревенской площади-лужайке, спрятанной в тени трех огромных фиговых деревьев, на возвышении из пористых желтоватых камней сидят два старца. Гизау объясняет, что тот, у которого в руках сверток бумаги, — чика-шум, деревенский староста. С нашим приходом лужайка заполняется народом. Старики здороваются с, очевидно, хорошо знакомым им «коммодоро», несколько более сдержанно приветствуют нас. Чика-шум что-то говорит подбежавшим к нему юношам. Гизя переводит: местное сельское начальство распорядилось принести из кофезаготовительной конторы скамейки, а также угощение.

Мы дружно благодарим гостеприимных селян, также дружно показываем на часы и извиняемся через Гизау за наш отказ принять угощение. Чика-шум выслушивает Гизю, покачивает головой и потом, улыбнувшись, опять что-то говорит.

— Чика-шум сказал, — переводит Гизя, — пусть тогда москоп приедут в другой раз, к молодому меду.

Эфиопы — исключительно гостеприимный народ. И бедняк, и богач всегда охотно поделятся и пищей, и кровом. Во время праздников и просто по воскресеньям некоторые бахардарцы семьями уходят на берег Аббая, устраивают там небольшие пикники. В это время лучше там и не появляться — радушные приглашения к вкусно пахнущим кострам несутся со всех сторон. Недавно, когда я был в очередной командировке в Аддис-Абебе, в салоне отеля появился молодой человек и пригласил всех присутствующих быть гостями на свадьбе, которая только что началась в арендованном на вечер гостиничном ресторане. По улыбкам приглашенных было видно, что им полностью передалось искреннее тепло эфиопского гостеприимства.

…Мы уходим. И снова нас провожает вся деревня. Крестьяне приветствуют Буска, сдергивая с головы шамму, а на нас смотрят с нескрываемым любопытством. В общем ясно, что Загие живет не экзотикой библейской полянки с белеющими на ней старцами, а тяжелыми трудовыми буднями и хлопотами.

На обратном пути обгоняем флотилию танква. На каждой по двое мужчин, гребущих обычными, слегка утолщенными к концу палками. Между гребцами какой-то груз, прикрытый овечьими шкурами. Танква — плетенная из папируса лодка, вернее, сигарообразная, чуть сплющенная связка папируса длиной метров четыре-пять. Это изобретение тысячелетней давности. На папирусных лодках местные жители в любую погоду отправляются в не всегда безопасное плавание. Недавно одно такое путешествие закончилось трагически: из озера в аббайские пороги затянуло танкву с тремя пассажирами. Двое погибли, один чудом спасся. Несмотря на довольно хрупкие очертания танква, на ней можно перевезти в один рейс груз, для которого нужен караван мулов в 50 голов. Кстати, дирекция текстильной фабрики в Бахар-Даре избрала в качестве коммерческой эмблемы для своей продукции длинный, изящный, с загнутыми кверху кормовым, и носовым пучками папируса силуэт танквы. В этой связи одна эфиопская газета писала, что такое клеймо всегда будет напоминать покупателям-патриотам об отечественном происхождении бахардарских текстильных изделий…Марио Буска провожает лодочников насмешливым взглядом. Аккуратно укладывает на кругленький животик кинокамеру: