Экватор рядом - [36]

…Как-то в харчевне, перед входом на стройплощадку электростанции, я повстречал своего старого знакомого, фельдшера Абрахама. По национальности он — тиграи, родом из Эритреи. Спрашиваю, как идут дела. Работы много — часто случаются ушибы, порезы. С этим он справляется. А вот заболевания — дело сложное. Не хватает знаний. Впрочем, рабочие не жалуются, боятся потерять работу — хозяин подрядной строительной фирмы, итальянец Филиппо Маша, шутить в таких случаях не любит: боится эпидемий и немедленно выбрасывает заболевшего.

Но страсть Абрахама не бинты и не лекарства. Трудно было поверить, что этот 24-летний замкнутый человек отлично владеет семью языками: помимо родного, тигринья, еще амхарским, итальянским, английским, французским, арабским и суахили, прекрасно знаком с творчеством и родословной А. С. Пушкина, знает Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, английских и итальянских классиков. Он с удовольствием говорит об усвоении небольшого русского словарика, который я ему составил в предыдущую встречу. Слушая, как он, мило коверкая русские слова, пытается непременно вставить их в английскую речь, я подумал о том, что у нас он давно бы стал отличным специалистом-филологом и не сидел бы в тесной каморке у обрыва в ущелье Аббая, в каморке, где по санитарным пакетам с ватой и бинтами бегают большие пауки.

Как-то в июле повстречали мы у самого истока Аббая группу бахардарских школьников. Ребята хорошо знали нас — часто приходили к нашим коттеджам на волейбольную площадку. В дни каникул они, как и все мальчишки в мире, любят побродить по окрестностям своего родного жилья. Увешанные гирляндами синей рыбы тиляпи, ребята ловко перепрыгивали по скользким камням через бурлящий поток.

Заговорили о Москве. С широко раскрытыми глазами слушали они рассказ о нашей столице. Потом пришла пора пофантазировать. Сообща разработали маршрут путешествия по воде из Бахар-Дара в Москву, на папирусных лодках до Хартума, там пароходом до Каира… Дальше географических познаний у наших юных собеседников не хватило. Мьь нарисовали на песке путь от Александрии до «Москоп Аббай» (Волги) и далее до Москвы.

Сколько восторженной мечты осталось в ребячьих глазах после этого разговора у самого истока Голубого Нила!

ЭФИОПИЯ — БЛИЗКАЯ И ДАЛЕКАЯ Бахар-Дар — Загие — Горгора — Дега-Стефанос _____

«ДОРОГА ТЫСЯЧ НОГ»

Наши коттеджи обращены к «Дороге тысяч ног» — я уже упоминал о ней. Много ног оставили и оставляют на ней свои следы; их стало заметно больше после постройки моста через Аббай и текстильной фабрики у реки. Растет Бахар-Дар, растет и число путников на дороге. Когда мы приехали сюда, она дробилась на несколько запутанных, узких троп. Сейчас от центра города до фабрики — отличное, проходимое в любую погоду шоссе, с щебенкой, утрамбованной машинами и стадами. Люди вытоптали тропки рядом — ходить по щебню босиком не очень приятно. Много у нас было встреч на «Дороге тысяч ног» от Аддис-Абебы и до Эритреи, веселых и грустных, обыденных и необычных.

Провинциальная Эфиопия проходит перед нашими глазами. Дорога начинает жить незадолго до рассвета — мальчишки-пастухи, защищенные от утренней свежести овечьими шкурами, протяжным присвистом «тью-ю-ю, тью-ю-ю!» погоняют многоголовые стада к Аббаю. На заре в ту же сторону бегут (не идут, а бегут) рабочие текстильной фабрики, в большинстве своем парни и девушки 15–20 лет. В руках — узелки-обеды. Бегут, чтобы согреться, — по утрам даже в самые жаркие месяцы выпадает холодная роса и цепкая прохлада обволакивает тело. Затем появляются основные пешеходы — крестьяне с обоих берегов Аббая. По утрам большинство селян шествует в сторону Бахар-Дара. Идут в одиночку, семьями, иногда сразу всей деревней — это немного, не больше 100 человек.

Крестьяне одеты одинаково. Только мелочи отличают’ приверженцев Иисуса Христа от приверженцев Мухаммеда: у первых крестики или плетеные колечки на шее у вторых — иногда чалма, реже феска. Юноши — в коротких штанах, мужчины в домотканых белых брюках-галифе; сверху — неизменная шамма. На многих ярко-зеленые шинели — в нашем районе из рода в род селятся потомственные солдатские семьи (в провинции Годжам очень многие землевладельцы — отставные солдаты и сержанты). В руках — палка. За два года я не видел ни одного крестьянина без палки. У селян побогаче, у деревенских старост палки оплетены (с одного или обоих концов) железным или медным орнаментом — это уже не палка, а своеобразный жезл. Палка — опора, оружие (особенно против змей), балансир и «чемодан». На нее можно нанизать шкуры, рыбу, подвесить узелок — вообще эфиопский крестьянин находит дорожной палке множество применений. Руки женщин почти всегда свободны: груз на голове, а ребенок — за спиной. Женщины одеты в свободные, длинные, до щиколоток, высоко подпоясанные, иногда крупно плиссированные, платья из домотканой, реже фабричной ткани, «абуджедида», а поверх — все та же шамма.

Шамма заменяет эфиопскому крестьянину и пальто, и плащ, и зонт, и одеяло. Шамма — это кусок хлопчатобумажной или шерстяной ткани размером 2,5–3 на 1–1,5 метра. Это одежда мужчин и женщин, они лишь по-разному ее набрасывают пли повязывают. Вообще существуют много типов этой шали и десятки способов ее ношения. В последние годы мужчины часто пользуются, особенно в прохладную погоду, вместо шаммы обычными грубосуконными одеялами, однотонными или в крупную клетку. Эфиопская статистика всегда выделяет производство одеял. Это объясняется как раз тем, что одеяло в этой стране служит не только постельной принадлежностью, но и одеждой. На окраинах Аддис-Абебы во время эфиопской «зимы» мне приходилось видеть компании горожан, завернутых в одинаковые красно-зеленые одеяла, это напоминало массовое бегство из госпиталя стационарных больных.