Экватор рядом - [24]

Недавно на этом злополучном повороте один наш товарищ из Аддис-Абебы слегка «контузил» «газиком» осла, явно презиравшего несложные бахардарские правила уличного движения. К нам на участок явился хозяин недисциплинированного животного — высокий старик с бородкой клинышком, запеленатый по уши в шамму, в белых марлевых штанах и резиновых сапогах. Явился с полицейским, одетым не менее живописно: берет, шинель ядовитого зеленого цвета и ярко-желтые сандалии на босу ногу. Старик начал требовать платы за осла, хотя последний отделался легким испугом.

Конфликт разрешил Габри: сунул приглянувшуюся вымогателю коробку из-под сухого молока и пообещал сломать ослу ноги взаправду, если старик еще раз появится у ворот нашего участка. Сержант-полицейский засмеялся, помог старику взгромоздиться на совершенно здорового осла и на прощание крепко дернул за хвост виновника только что улаженного конфликта. Габри резюмировал инцидент словами:

— Стары ислям, плёха. Мэтрэбия![15]

…Почти напротив нашей школьной строительной площадки — небольшое желтое здание окружного суда и но такое же здание городской мэрии. Здесь всегда толпится крестьянский люд. Самые терпеливые просители и истцы располагаются в тени большого дерева, располагаются надолго, с походными циновками и запасами съестного.

А прямо напротив уже закрепленных опор первого этажа учебного корпуса школы, на самом берегу озера возвышается металлическая башня водопроводной станции. Это самое высокое сооружение в Бахар-Даре. Вода забирается из Таны и подвергается тщательной химической, механической и биологической очистке. Питьевая вода подается на строительство текстильной фабрики, в наши коттеджи и в две уличные колонки в центре города. У колонок всегда длинные очереди женщин и детей с тяжеленными глиняными заплечными кувшинами и долблеными тыквами. Я ни разу не видел ведра. Кому некогда, чихает на биологическую и прочую очистку, на «водопроводную цивилизацию» и берет воду прямо из озера — так, как делали тысячи лет их предки.

Водокачка расположена у «Бухты фиговых деревьев» — части Бахардарского, самого южного, залива озера. Бухта так называется потому, что на ее берегах сохранились три гигантских фиговых дерева. Их тяжелые широченные кроны свешиваются к самой воде. Под покровом больших мясистых листьев можно укрыться от самого сильного дождя. Недаром же наши прародители избрали в качестве первой одежды именно такие листочки. Плоды этого дерева — любимое лакомство обезьян, птиц, африканских белок и… рыбы. Когда переспелые плоды шлепаются в воду, их немедленно хватает разная рыба, в том числе огромные серые и черные сомы, в общем-то, как известно, не отличающиеся вегетарианскими наклонностями.

«Бухта фиговых деревьев» — бахардарская «прачечная». Белье стирается часто и очень тщательно. Рабочие с нашей стройки занимаются этим в обеденный перерыв, так как после окончания рабочего дня городок очень быстро погружается в кромешную тьму. Самые грандиозные стирки бывают накануне больших праздников — почти все женское население городка устраивается на прибрежных камнях со своим нехитрым бельевым имуществом. Для просушки белье растягивают на колышках, вешают на кусты или расстилают прямо на камнях — кажется, что случилось чудо и берег покрылся снегом.

Бухта — это и народная баня. Часто стирка совмещается с купанием. Простота нравов необычайная. Наверное, это от хорошего первобытного целомудрия. Вчера наши инженеры Рогачев и Астаховский сидели на берегу бухты с удочками метрах в трех друг от друга. Этого расстояния оказалось достаточно, чтобы между ними появились три грации, которые, раздевшись, начали плескаться между подрагивающими поплавками.

На берегу озера часто появляется Александр Иванович Беляев, попросту Саша, — архитектор, автор проекта Технической школы, только что пополнивший дружные ряды советских строителей. В свободное время он весь во власти своей страсти — живописи и цветной фотографии. Прямо с работы, минуя коттеджи, мчится с подрамником и красками на берег Таны. Почти все его пейзажи освещены красными закатами, ибо только во время оных удается выкроить 30–40 минут для повседневных этюдов. Саша пишет и портреты. Особенно охотно ему позируют мальчишки, хотя результаты Сашиной работы им не очень нравятся (они не знают, что в живописи Александр Иванович немножко импрессионист). Если руки у архитектора не заняты кистями, тогда в них появляется фотокамера. Одна беда: уж очень он увлекается выбором «точки». Это увлечение тянет Сашу на башню водокачки, под быки нильского моста, на рискованное балансирование по камням у речных порогов…

Однажды он потащил меня к развалинам мрачного каменного дома на пустынном берегу озера. Местные жители называют его «домом чертей», что, по-моему, близко к истине. К дому ведет узкая скользкая тропинка по кромке папирусного болота. Потом почти полчаса мы с архитектором продираемся через колючие кустарники на вершину холма, оказывается, только для того, чтобы услышать спокойный Сашин голос:

— Не пойдет! Не та точка. Пошли обратно.

Обратно идем другой тропой. Заблудились и очутились в… тюремном дворе. Заключенные с любопытством разглядывают наши поцарапанные руки и физиономии, а охранник-полицейский долго и заразительно смеется увидев среди своих подопечных такое «пополнение». Нам не до смеха. Но все кончается благополучно — задними дворами выбираемся к церкви св. Георгия, а потом и на главную улицу. Церковь расположена на полпути между полицейским участком и тюрьмой; заключенных проводят мимо нее, очевидно для того, чтобы они могли постепенно очиститься от бремени грехов своих.