Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя) - [9]

Шрифт
Интервал

Сарафанов проповедовал, чувствуя, как на устах расцветают слова. Будто кто-то, витавший над ним, дарил ему эти словесные цветы. Он говорил не от себя, а от Духа. В груди растворилось жаркое, наполненное светом пространство, в котором, огромное и дышащее, светило сердце. Алый пучок лучей вырывался из сердца, бил в Заборщикова, и тот, печальный и сумрачный, сидел в горячем смоляном пятне света. Так в темную избу сквозь щель влетает луч солнца, огненно отпечатывается на растресканных венцах.

— Но где Гермоген? Где протопоп Аввакум? Кто кинет клич? — жалобно воскликнул Заборщиков. В его восклицании звучал печальный клик одинокой птицы, взывающей в сумерках осенних стылых болот. — Народ обессилел. Где обрести волю?

— Наша судьба и история, Коля, наш вековечный русский порыв, который всякий раз кончается падением в пропасть, — это воля Божья. Сегодня, на руинах прежних царств, под насмешки врагов, под улюлюканье святотатцев, среди разбойных банд и хищных корпораций начинают оживать умершие русские пространства. Сращиваются переломы. Приоткрываются запавшие очи. Вокруг — все тот же ужас, то же разграбление, немолчный народный стон. Но сквозь черные тучи начинает брезжить тонкий луч еще невидимой Вифлеемской звезды, возвещающей о рождении дивного младенца — «Пятой Русской Империи»…

— Россия — чаша мира, — тихо произнес Заборщиков, помещенный в алое пятно света. В голосе его прозвучал священный шепот, как если бы он, еще страшась и робея, уже произнес незабытые строки «Символа веры». — Мир пьет из русской чаши наши слезы и нашу любовь.

— Мы должны расколдовать народ. Должны прервать его дурной сон. Спугнуть нетопырей уныния и отчаяния. Ты, Коля, своими дивными текстами расколдуешь народ. Ты прикоснешься перстом к каждому русскому лбу. Все русские книги, от «Петра и Февронии» до «Мастера и Маргариты», от «Задонщины» до «Тихого Дона», вся русская литература, включая твои романы, — это катехизис Русской Веры и Русской Победы. Мы, русские, — православные и язычники, метафизики и атеисты — все исповедуем религию Русской Победы. Всякий раз, после очередного крушения, принимаемся строить наш русский чертог, возводить на верфи между трех океанов наш священный русский ковчег, делая каждый новый век — «русским веком». Мы побеждали, ибо становились орудием Божественной воли. Строили неповторимый русский мир, свое инобытие. В этом суть нашей победной религии. «Символ веры» нашей Русской Победы.

— Ты веришь, Алеша? Веришь в чудо русского воскрешения? Ведь оно должно совершиться?

— Оно совершилось, — Сарафанов, ликующий, светлый, казался себе ангелом, что вырвал душу друга из цепких лап нетопыря. Одержал победу, одну из многих, что еще предстоит совершить. — Коля, пойдем, я покажу тебе чудо.

Они поднялись от застолья. Сарафанов повел Заборщикова через несколько комнат и коридоров, соединяющих обеденный зал с кабинетом, библиотекой, конференц-залом. В соседней с кабинетом комнате отдыха остановились перед дверью. Сквозь легкую панель из нежно-золотистого дерева ощущалась скрытая, литая тяжесть стальной плиты. Электронный замок пестрел циферблатом, мигал рубиновым огоньком. Сарафанов, едва касаясь перстами, набрал код. Крохотный светофор перебросил огонек из красной лунки в зеленую. Дверь отошла. Сарафанов пропустил друга вперед, и они оказались в просторной полупустой комнате, дохнувшей прохладной свежестью, словно воздух был напоен озоном.

В пространстве витал мягкий золотистый сумрак, в котором слабо перетекали едва ощутимые волны света. Посредине находилось возвышение. Черно-каменный постамент, напоминавший престол в алтаре. Его накрывал стеклянный колпак, хрустально-прозрачный, с легчайшим слюдяным блеском. Там, словно в призме, свет становился плотнее, драгоценнее, с едва заметными летучими спектрами. Стеклянную призму окружали темные чаши, металлические пластины, тяжелые непрозрачные бруски, от которых к полу ниспадали толстые кабели, подобные корням и лианам, — тугие, упругие, переполненные незримыми соками. Под стеклянным колпаком располагался невысокий штатив, озаренный лучом. В луче переливался бриллиант. Дышал, отсвечивал чистейшими гранями, разбрасывал разноцветные пучки, излетавшие из бесцветной глубины.

Заборщиков изумленно застыл перед алтарем, на котором сияла живая звезда, прилетевшая из необъятного Космоса. Переливалось драгоценное диво, всплывшее из необъятных глубин Мироздания.

Лучистый кристалл изливал таинственное свечение, пульсирующий нимб, который расширял пространство, раздвигал сумрак. Будто вокруг алтаря колыхалось северное сияние, разлетались легчайшие стрекозиные блестки. Бриллиант был живой, чуткий, нежный. Напоминал взрастающий цветок. Казалось, он наращивает свои грани, увеличивает поле света. Источая свечение, он в то же время его поглощал. Впитывал светящийся воздух, превращая в чистейший блеск. Глаз не мог уловить увеличения граней, но сердце чувствовало неуловимый рост, усиление дивного блеска, излетающие из глубины лучистые силы.

— Что это, Алеша? — зачарованно спросил Заборщиков.

— Это искусственный алмаз, который я выращиваю, подобно цветку, применяя секретные русские технологии. Традиционные методы выращивания алмазов требуют громадных температур, сверхвысоких давлений, громоздкого, неподъемного оборудования. Здесь же используются поля, в которые помещен камень. Эти поля, словно лейки садовников, поливают каменный цветок. Непрерывно, ежесекундно он пьет окружающий воздух, поглощает углерод, переводит молекулы газа в сверхплотный кристалл. Незримые энергии «вылизывают» грани, шлифуют плоскости, превращают алмаз в бриллиант. Бестелесные электрические и магнитные поля преобразуется в кристаллическую решетку. Непрозрачная материя становится светом. Черный хаос Вселенной претворяется в светоносный лучистый Космос. Здесь, в этой комнате, совершается Божественный акт творения. Воспроизводится в миниатюре сотворение мира. Этот бриллиант исполнен Божественной благодати. Обладает чудотворными свойствами. Если его положить в саркофаг, где лежит мумия, то воскреснет Нефертити. Если поднести к засохшему дереву, на мертвом стволе зазеленеют побеги. Силы распада и тления преображаются силами творчества. Этот камень как поцелуй, которым Господь оживляет погибшие миры, остывшие участки Мироздания, «черные дыры» Вселенной. Это и есть чудо воскрешения, Коля, о котором мы говорили. Мы выращиваем это чудо. Мы — садовники русского будущего.


Еще от автора Александр Андреевич Проханов
Идущие в ночи

«Идущие в ночи» – роман о второй чеченской войне. Проханов видел эту войну не по телевизору, поэтому книга получилась честной и страшной. Это настоящий «мужской» роман, возможно, лучший со времен «Момента истины» Богомолова.


Чеченский блюз

Пристрастно и яростно Проханов рассказывает о событиях новогодней ночи 1995 года, когда российские войска штурмовали Президентский дворец в мятежном Грозном. О чем эта книга? О подлости и предательстве тех, кто отправлял новобранцев на верную гибель, о цинизме банкиров, делающих свои грязные деньги на людских трагедиях, о чести и долге российских солдат, отдающих свои жизни за корыстные интересы продажных политиков.


Охотник за караванами

В «Охотнике за караванами» повествование начинается со сцены прощания солдат, воюющих в Афганистане, со своими заживо сгоревшими в подбитом вертолете товарищами, еще вчера игравшими в футбол, ухажившими за приехавшими на гастроли артистками, а сейчас лежащими завернутыми в фольгу, чтобы отправиться в последний путь на Родину. Трагическая сцена для участвующих в ней в действительности буднична, поскольку с гибелью товарищей служащим в Афганистане приходится сталкиваться нередко. Каждый понимает, что в любой момент и он может разделить участь погибших.


Убийство городов

События на Юго-Востоке Украины приобретают черты гражданской войны. Киев, заручившись поддержкой Америки, обстреливает города тяжелой артиллерией. Множатся жертвы среди мирного населения. Растет ожесточение схватки. Куда ведет нас война на Украине? Как мы в России можем предотвратить жестокие бомбардировки, гибель детей и женщин? Главный герой романа россиянин Николай Рябинин пытается найти ответы на эти вопросы. Он берет отпуск и отправляется на Донбасс воевать за ополченцев. В первом же бою все однополчане Рябинина погибают.


Господин Гексоген

В провале мерцала ядовитая пыль, плавала гарь, струился горчичный туман, как над взорванным реактором. Казалось, ножом, как из торта, была вырезана и унесена часть дома. На срезах, в коробках этажей, дико и обнаженно виднелись лишенные стен комнаты, висели ковры, покачивались над столами абажуры, в туалетах белели одинаковые унитазы. Со всех этажей, под разными углами, лилась и блестела вода. Двор был завален обломками, на которых сновали пожарные, били водяные дуги, пропадая и испаряясь в огне.Сверкали повсюду фиолетовые мигалки, выли сирены, раздавались мегафонные крики, и сквозь дым медленно тянулась вверх выдвижная стрела крана.


Кандагарская застава

За все время службы в Афгане прапорщик Власов ни разу не участвовал в боевых действиях, даже ни разу не стрелял. Такая у него должность — заведующий складом. Но, находясь на войне, не стоит зарекаться от нее. За несколько дней до возвращения в Союз вертолет, на котором прапорщик сопровождал продовольственный груз, был сбит. Спрыгнувший с парашютом Власов попал в плен к моджахедам. Во время плена и проявился твердый, решительный характер истинно русского человека, готового к самопожертвованию и подвигу.


Рекомендуем почитать
Три мушкетера. Том первый

Les trois mousquetaires. Текст издания А. С. Суворина, Санкт-Петербург, 1904.


Общение с детьми

Он встретил другую женщину. Брак разрушен. От него осталось только судебное дозволение общаться с детьми «в разумных пределах». И теперь он живет от воскресенья до воскресенья…


Жестяной пожарный

Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.


КНДР наизнанку

А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.


В пору скошенных трав

Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.


Сохрани, Господи!

"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...