Экстремальная ситуация - [4]

Скорпион не успел покинуть зону временного дефекта. Эскалатор ожил, и на его ступеньках возникли роботы-призраки. Их контуры были нечеткими, расплывчатыми, металлический корпус вибрировал, а башни датчиков напоминали головы сказочного дракона — огнедышащие, с пустыми глазницами и пастью гигантской белой акулы… Роботы не могли существовать сразу в двух точках пространства — здесь, возле Мартина, и на нижнем сегменте эскалатора. Последовал взрыв.

Ударная волна зажала Мартина со всех сторон, оглушила, спрессовала в нечто бесчувственное и бесформенное — и выбила сознание вон. И он вновь ничего не помнил — как орал что-то матерно, кувыркаясь по крутой спирали эскалатора, как с отвратительным треском и болью переломился надвое его позвоночник, и как диафрагма реакторной палубы, почему-то, не распахнулась и остановила его грузное и стремительное падение.

Он лежал неопределенно долго и бредил — о S-капсуле, расширенной реальности и странном дефекте времени, погубившем его палачей. Когда он сумел, наконец, приоткрыть глаза, кошмарный сон оказался явью: он, избитый и искалеченный, умирал на платформе транспортной шахты!

Умирал?! Нет, казнь опять не состоялась. Он даже подумал, что смерть, вероятно, не такая уж скверная штука, почти утерянный рай в этой, расширенной реальности. Ну чем не выход — забыться, уснуть навсегда, не чувствовать жуткой боли, безысходности, страха, не мечтать о мести и возвращении на прежнюю, уже не существующую для него «Кассандру»?

Нет, казнь не состоялась. В груди пульсировала боль. Сердце разгоняло ее по сосудам торопливыми толчками, излучало в туловище, конечности, голову — а это значило, что спинной мозг уцелел, чудесным образом восстановился, и уже вскоре гибельный паралич минует.

Так и случилось. Он словно лежал в растревоженной муравьиной куче. Крошечные насекомые ползали по его коже, ненасытно терзали дрожащую плоть, но их укусы, как ни странно, были целительными: покалывание сменилось легким зудом, он смог двигаться и, даже, присесть.

Роботы — если это были роботы — взорвались, лопнули, как мыльные пузыри, и их студнеобразные останки испачкали потолок, стены, перекатывались по зубьям неподвижной теперь лестницы и, конечно, растекались безобразными кляксами по туловищу скорпиона. Вот почему и было так светло: эта вязкая зеленоватая субстанция интенсивно излучала. Холодное фосфорическое свечение мерцало, усиливалось иногда до нетерпимого накала, иногда меркло или «выключалось» вовсе. Так остывает уголек: теплится, прикрывает свои раскаленные глазки — и умирает. Так выгорел и зеленоватый студень: он истлел, съежился, как шагреневая кожа, в маленькие блестящие крапинки и исчез, излучился полностью в расширенную реальность.

«И никаких проблем с трупами!» — зло ухмыльнулся Мартин.

Он осмотрел себя. Цел и почти невредим. Шея еще ноет, но боль вполне терпимая. Он может двигаться. Он даже слышит чьи-то вкрадчивые шаги на реакторной палубе.

Диафрагма покрылась синеватой изморозью, витиеватым узором царапин и глубоких трещин — и раскололась, рассыпалась на мельчайшие кусочки, словно состояла из тонкого хрупкого стекла, а кто-то мощный и очень капризный решил немедленно убрать это препятствие — раскрошить его, уничтожить…

Над грудой острых блестящих льдинок стояла Лайза.

— Я совершила ошибку, — сказала она. — Я зря вспомнила о третьей станции. Эта роковая подсказка разделила нас — больше и страшнее, чем смерть!

Мартин смотрел на ее протянутую руку и медлил. Нет, он не прикоснулся к этой ладони. Он встал кое-как и принялся массировать шею в том месте, где недавний перелом еще сказывался тупой остывающей болью.

Лайза вздохнула.

— Выход есть, — сообщила она. — Ты должен найти в себе мужество умереть — здесь, сейчас!

Скорпион не убил ее лишь потому, что не был уверен, кто или что это такое, не представлял, насколько эта бестия опасна и смертна ли она вообще! Он помнил, что находится в расширенной реальности, стране пугающе таинственной и чуждой, что время в ней более чем странное — прерывистое, рыхлое, что зеленоватые слизняки здесь обретают внешность робота и умирают наслаждаясь — радостно лучатся, флуоресцируют, мерцают… Почему бы и этой сокрушающейся «Лайзе» не оказаться подделкой, весьма совершенным внешним подобием человека с мерзким студнем вместо мозга и костей?!

Скорпион пытался тянуть время.

— Эта капсула… Как ты узнала? — удивился он.

Лайза нахмурилась.

— Капсула? — переспросила она. — Конечно же, капсула! Это, вероятно, единственная лазейка в полную реальность. Капсула… Нет, я ничего о ней не знала. Ничего! Ты скверно засыпал в последнее время — ворочался, вскрикивал, стонал что-то о реакторной палубе и каком-то логове… Вот я и подумала, что существует связь — между тобой и странным клеймом в этой шахте. Я думала, что хоть ты уцелеешь — там, на «Кассандре»! Я любила тебя, Мартин… Но кто мог знать, что эта страшная и мучительная казнь мнимая, что это всего лишь переход, болезненный, но самый верный способ вернуться в расширенную реальность. Ты чужой здесь, Мартин. Ты должен уйти обратно, на «Кассандру», что вряд ли возможно, либо умереть — обрести себя настоящего и стать одним из нас!