Экстаз - [89]

— Это разные вещи. Вы говорите о моих снах, порожденных одиночеством. Я же говорила о подлинных, живых возлюбленных и о супружеских изменах. О прелюбодеянии, за которое карает Господь.

— Для иных мужчин, — весело возразил Келл, — измена жены с несуществующим на самом деле возлюбленным куда унизительнее интрижки с живым соседом.

Рейвен не хотелось продолжать разговор в столь легкомысленном тоне. Она нахмурилась и после небольшой паузы произнесла:

— Во всяком случае, я должна доставить вас в известность, что не смогу в ближайшее время исполнять свои супружеские обязанности и оберегать вас от адюльтеров, поскольку отправляюсь к своему деду на рождественские дни.

— Я знаю, — сказал Келл. — Он прислал мне письмо.

— Письмо?

— Что тебя удивляет? Я получил приглашение провести Рождество у него в поместье.

— Вы? От него? Зачем?

Он начал злиться.

— Откуда я знаю, зачем, черт побери? Возможно потому, что я пока еще твой супруг.

Но Рейвен вовсе не хотела обидеть его своим изумлением, что стало ясно для Келла, когда она сказала:

— Надеюсь, что этим приглашением он хочет извиниться перед вами за все те слова, которые он наговорил вам в доме моей тетушки. И за тетушку тоже.

Келл уже облачился в рубинового цвета куртку, застегнул пуговицы.

— И как вы решили? — нетерпеливо спросила Рейвен. — Поедете к моему деду?

Келл неопределенно хмыкнул и лениво произнес:

— Еще не знаю.

Ей захотелось ударить его, и он, видимо, понял, что она может взорваться, потому что добавил:

— Конечно, если мы появимся вдвоем, дорогая, это будет лучше для общественного мнения. Все утвердятся в мысли, что наш брак исключительно по любви, и любые другие предположения и слухи будут отвергнуты раз и навсегда.

— Да, вы правы, — едко заметила Рейвен, стараясь не замечать его иронии.

— Полагаю также, — продолжал он тем же тоном, — что между собой мы воздержимся, находясь там, от каких-то проявлений любовных чувств, кроме занятий сексом. — Он бросил на нее лукавый взгляд. — Что касается меня, я вполне осилю это. А вы, мадам?

Она не ответила. Его это нисколько не обескуражило, потому что он опять улыбнулся и добавил:

— Не нужно так пугаться, дорогая. Главное, не забывать об условиях нашего брака и свято соблюдать их: никакой любви, только исполнение супружеских обязанностей.

Она по-прежнему молчала.

— Увидимся сегодня ночью, дорогая.

— Ночью? — машинально повторила она.

— Разумеется, милая. Я уйду из клуба пораньше и буду дома около полуночи. — Он наклонился и запечатлел на ее губах поцелуй. — Хочу, чтобы ты ожидала меня. В постели. Раздетая…

Оставив Рейвен в смятении, он повернулся и вышел из комнаты.

Остаток дня и много раз за вечер Рейвен мысленно возвращалась к словам Келла. Как он сказал о постели — таким повелительным, уверенным тоном, как будто точно знал, что она ему подчинится.

Поступит'ли она так? И действительно ли он уверен в этом? Не является ли его попытка командовать следствием неуверенности? Попыткой убедить самого себя, что стоит ему изменить тон, и она сразу же станет исполнять все его прихоти?.. Но ведь этого никогда не будет, пусть он не воображает и не рассчитывает на такое.

И все же: как ей поступить? Наотрез отказаться разделить с ним постель? Но ведь прошедшая ночь была такой… такой новой для нее, необычной и прекрасной. И стоит лишь вспомнить об этих часах блаженства… В самом деле, зачем отказывать себе в том, что приносит такое наслаждение? Разумно ли это? И какой опасностью грозит? Неужели она попросту боится его? Опасается увлечься настолько, что потеряет себя, растворившись в нем, иными словами — полюбит… А любила ли она своего пирата, рожденного ночной фантазией? Душою, наверное, нет. Только плотью. Но разве можно сравнить его нереальные, эфемерные прикосновения с тем, что она испытала, что знает теперь благодаря Келлу?..

Близилась ночь, а она так и не решила, как себя вести. Душа и тело разрывали ее существо в разные стороны. Ох, насколько спокойнее все-таки было ей с пиратом, который не терзал ее своими речами, не ставил никаких условий, приходил и уходил, как ей казалось, по ее зову…

Наконец она легла, но о том, чтобы уснуть, не могло быть и речи.

Через какое-то время она услышала, что Келл вошел в их общую гардеробную. Возможно, он забыл о своих словах? Возможно, устал после упражнений на рапирах и прочих дел? А быть может, он уже посетил одну из своих женщин — не исключено, что и Эмму Уолш! — и уже не нуждается в ней, в Рейвен, которая лежит, прислушиваясь к каждому его шагу, и ждет… Или вовсе не ждет?..

Он вошел к ней в комнату, тихо притворив за собой дверь, и сразу к нему потянулись все ее чувства. Было ли среди них то, которое называется любовью, она не знала. Не думала сейчас об этом. В тусклом свете ночника она увидела, что на нем длинный парчовый халат черного цвета с золотыми разводами.

Сначала он приблизился к камину и помешал угли, потом остановился возле постели и нарочито небрежно произнес:

— Ты лежишь обнаженная, как я просил?

Ей хотелось крикнуть что-нибудь резкое, даже грубое, но она сказала почти спокойно:

— Это действительно, так. Только если вы ожидаете, что я превращусь в покорного исполнителя всех ваших распоряжений, то глубоко ошибаетесь, сэр.